на комоде. Я даже осмелилась упасть навзничь на широкую постель и смотреть на свое отражение в
зеркале на потолке. Мое бледное лицо, черные пряди волос, раскиданные по бордовому шелку наволочек
и покрывала, а в голове вспыхнули дикие фантазии, о том, что я на этой постели вместе с ним. Это было
очень интимно это, словно, касаться его самого без спроса.
Потом я снова ходила по комнате почти физически ощущая его присутствие здесь, представляя,
что именно он мог делать, когда оставался один. Подошла к окну и с удивлением обнаружила, что и эти
окна выходят на ту сторону, где посажены розы, более того из его окон видно мои собственные.
Я остановилась у стола, рассматривая бумаги. Как бы я хотела понимать, что там написано. Я бы
отдала за это очень многое… не знаю, что, но очень многое. Потрогала бумагу пальцами, в углу каждого
листа выбито два слова, и я даже понимала какие именно, потому что видела уже знакомые мне
заглавные буквы. Потянулась к карандашу, взяла дрожащими пальцами и попыталась вывести буквы у
края бумаги. Я так увлеклась, что не услышала, как дверь распахнулась и когда раздался голос Клэр на
несколько тонов выше, чем обычно, я вздрогнула и уронила карандаш. Она буквально взвизгнула:
– Ты что делаешь здесь?
Я спрятала лист за спиной. Клэр смотрела на меня с нескрываемой ненавистью. Она, словно, сама
испугалась. Не ожидала увидеть меня здесь…или сама не должна была находиться в этой комнате.
– А вы? – вырвалось само собой, и пальцы смяли лист.
– Что у тебя в руках? Ты что-то украла, дрянь?
Я сделала шаг назад, быстро оторвала кусок, на котором успела вывести имя и смяла в пальцах
другой руки.
– Протянула руки и показала, что там у тебя!
Я прищурилась и не сдвинулась с места. Пусть попробует отобрать. Всплеск ярости достигал того
же уровня, как тогда в закрытом блоке и, видимо, Клэр что-то увидела в моих глазах. Что такое, что
останавливало еѐ от того, чтобы напасть на меня. Да, Нихилы могут быть очень опасны, ведь меня тоже
учили убивать.
– Тварь, – процедила сквозь зубы, – я покажу тебе, где твое место.
Через несколько секунд в комнату ворвалась охрана, один из них уже был мне знаком. Лиам. Они
набросились на меня, а я успела сунуть клочок бумаги в рот и проглотить, в тот момент пока яростно
сопротивлялась им. Клэр подошла ко мне несколько секунд смотрела в глаза, и я видела, как
расширились от злости еѐ зрачки:
– Ты умеешь писать? Что ты там написала?
– Не ваше дело, – огрызнулась я, понимая, что меня все равно накажут, а может даже и убьют за
эту вольность, но остановиться уже не могла. Иногда есть предел, за которым срывает все планки. Я
своего достигла в отношении нее.
– Сука! – звонкая пощечина заставила зажмуриться и в ушах зазвенело, – Что ты там написала,
дрянь? Кто учил тебя писать? Кто?
Я упорно молчала, а она ходила передо мной взад и вперед.
– Десять ударов. По рукам, по пальцам. И в карцер до приезда Господина. Он решит, что с ней
делать.
– Клэр, я бы… – я узнала голос.
Она метнула взгляд полный ненависти на Лиама.
– Ты бы лучше молчал и выполнял приказ.
– У меня приказ охранять, а не бить, – возразил тот.
– У тебя приказ во всем подчиняться мне во время отсутствия твоего Хозяина, и этот приказ
важнее любого другого. Ты же не хочешь ослушаться и быть наказанным, Лиам?
– Мне приказано еѐ охранять, – упорно повторил тот.
– Вот и охраняй еѐ в карцере. Вломиться в комнату Хозяина, трогать его вещи, писать что-то на
официальном бланке – этого достаточно, чтобы Нейл содрал с нее кожу живьем.
– Господин Нейл, но не вы.
– Десять ударов, я сказала. Всѐ. Уведи ее отсюда.
***
Когда они били меня по запястьям, я зажмурилась и снова мысленно писала его имя. Выводила
букву за буквой. Я ведь знала, что за это последует расплата. За все приходится платить… Я заплатила
несколькими минутами боли, красными рубцами, за возможность научиться писать его имя. Я считала, что
оно того стоило. Я еще даже не предполагала, какую боль готова буду вытерпеть ради него.
А потом меня бросили в карцер где-то в недрах этого дома. В кромешную темноту, в запах сырости
и ржавчины. Они не видели, что я улыбаюсь. Наверное, это привело бы их в состояние ужаса.
«Нейл, возвращайся домой… я хочу просто знать, что ты где-то рядом, вдыхать твой запах и
слышать твой голос. Нейл… Нейл… Нейл»…
Я бы не сказала этого вслух, но про себя звала его, даже не осознавая этого. Любовь играет с нами
злую шутку – мы хотим видеть хорошее там, где его нет и быть не может. Я все еще была полна своими
детскими иллюзиями. Я видела его другим, не таким, каким видели другие. Почему? У меня нет на это
ответов. Влюбленные смотрят сердцем, а не разумом. А мое сердце уже принадлежало ему. Вот так
просто. Без причин и следствий, без какой-либо отдачи, без надежды на взаимность… Даже больше – я