9 1/2 рассказов для Дженнифер Лопес

Лидия по ступенькам, вырытым в склоне, начала подниматься к дому. Молодые сосны качались высоко в небе, и небольшой темный домик среди них, банька в распадке, у ключа, и огороженный жердями огород за домом казались ей необыкновенно убогими. Она не могла понять, что держит здесь здорового мужика, побывавшего в городе, хотя бы и в армии.

— Да, скука, — сказала она, стоя на крыльце, — скука смертная…

— Да? — нерешительно спросил Николай, не понимая, о какой скуке она говорит. Сама Лидия — разве это скука? А как из Братска, даже из Червянки его тянет сюда, домой? А как весело пойти с собаками? А ходить целый день, а потом затопить печь в зимовье? Выпить чаю? И сам себе хозяин!

— Не, не скучно, — решительно сказал он.

— Не понимаю! — сердито сказала Лидия. — Нет! Ты ведь мужик! Тебе наверняка нужна женщина, два раза в неделю! Каждый день!

— Да это-то конечно, — Николай усмехнулся. Никогда он не думал, что может так говорить с незнакомой женщиной. А с Лидией, после того как выпили спирта на бруснике, постреляли рябчиков в распадке, он говорил легко. Это-то что ж…

— А-а! — неизвестно чему обрадовалась Лидия. — «Постучался в темное окошко — мне открыла милая моя…» А я уж со своим городским извращенным представлением — ну, извини.

Она новыми глазами глянула на него.

— Это что за птичка? — показала она на крупную пеструю птицу, подлетевшую к самому крыльцу.

— Кукша.

— Стрельнем?

— Не надо. Глупая.

— Совсем? Совсем глупая?

— Совсем.

— Да. Воздух колоссальный. Первые звездочки высыпали… Бр-р! Про-хладно. Пошли в дом.

Николай проснулся оттого, что ему вдруг стало душно, тесно. Просыпаясь, он дернулся в сторону. Ему приснилось, что он упал в берлогу и несколько медвежат ползают по нему, а где-то рядом была медведица, ее горячее дыхание было совсем близко, а он вдруг вспомнил, что он почти голый, нет даже ножа, и страх парализовал его, он никогда так не пугался. Просыпаясь, переходя все границы страха и бессилия, он застонал. И уже проснувшись, понял, что чья-то ладонь зажимает ему рот.

— Ах ты бешеный, — сердитый шепот Лидии заставил его очнуться окончательно, — ты же ее разбудишь!

Николай лежал некоторое время неподвижно, сердце колотилось где-то у горла.

— Ну и сон… — пробормотал он.

Лидия беззвучно расхохоталась. Она лежала рядом, повернувшись к нему, уткнувшись в него коленками и лбом, и ее трясло от хохота.

Николай обиделся.

— Сон такой, жуткий. Упал в берлогу, и медведица дышит.

— М-медведица… — стонала Лидия. — Р-р… — Она обхватила его за шею согнутой в локте рукой и сильно сжала. Он повернулся на бок и разомкнул ее руку, а она продолжала бороться, пытаясь опрокинуть его на спину, все еще хохоча. Она помогала себе ногами, бодалась головой, и Николай, также смеясь, удерживал ее за плечи. Вдруг ее руки обмякли, она скользнула вниз…

Николай долго сидел на крыльце. Было бело и тихо в лесу. Луна стояла чуть выше сосен и озаряла совсем пустое небо.

Он закрывал глаза, и снова ее губы горели в его губах, и он открывал глаза. Иней выбелил усы и бородку, он прижимал ладонь ко рту, иней таял, и волосы сковывало льдом. И это его веселило.

В доме было тихо, но тишина здесь была другая — чуткая. Не слышно было матери в комнате за печью — она обычно похрапывала во сне. Николай оставил валенки у порога и в носках прошел в угол кухни, где мать постелила ему на полу.

Он лежал с руками за головой, думал. Думал о том, как поедет работать в город, как будет встречаться с Лидией. Рисовались почему-то гостиничные вестибюли, вокзалы. Представлялась Лидия в соболях, в черных сапогах с тонкими каблуками, веселые люди вокруг нее. Николай пробовал в эти картины вставить и себя, но никак не получалось. Однако он не огорчался из-за этого, а только глубоко, счастливо вздохнув, повернулся на бок и проснулся уже утром, от звука мотора.

— Так это и есть хозяин? — спросил Кутузов, нахмурившись. Руки его, сжимавшие руль, побелели на косточках.

— Хозяин, хозяин! — засмеялась Лидия, и Николаю показалось, что она подмигнула ему из-за плеча Кутузова.

— Пристегнись, — сказал Кутузов.

— Зачем? — спросила Лидия капризным голосом. — Коля, ты ведь не гаишник, нет?

— Нет, он не гаишник, — сказал Кутузов. — А вот кто ты… Пристегнись! — заорал он.

— Хватит орать. — Лидия меняла интонации так легко, что Николаю вчера еще было не по себе: он как будто поскальзывался. — Не разыгрывай из себя кавказца. Прощай, Коля, — кивнула она Николаю и пристегнула ремень.

Машина, желтые «Жигули», рванула с места, на подтаявшем снегу ее несколько раз бросило задом из стороны в сторону и прочно, по дверцу, посадило, как и думал Николай, в русле весеннего ручья — знающие шофера переезжали его на первой скорости.

Когда Николай подошел к машине, Кутузов, видимо, уже переговоривший с женой, встретил его оскалом улыбки на хмуром лице.

— А ну-ка, покажи, как ты это делаешь, — сказал он.

И Лидия, влажно блеснув глазами за его плечом и как бы отдавшись Николаю улыбкой, добавила:

— Нас-то он шутя выдернет.