9 часов над Атлантикой

Он не обманул – мой ментоловый чемодан одиноко болтается на карусели. Одиноко, потому что из самолёта я вышла самой последней. Ноги отекли так, что не налезают даже балетки – двадцать часов лететь – это слишком даже для такого живучего организма, как мой. Но самое странное – это грусть. Казалось бы, радуйся! Пытка окончена! Ты дома! Но нет же, я еле плетусь, пока тащу за собой чемодан и обувь.

Sam smith – Fire on fire (slowed)

Эскалатор, огромный холл Ванкуверского аэропорта…

Это ощущение… оно появляется почти сразу.

Тот редкий в сознании момент, когда все звуки мира вдруг становятся отдалённым эхом, а внутри тебя тишина. И ты понимаешь: душа притаилась не просто так. Она замерла в ожидании.

Я узнаю эти глаза мгновенно. И удивляюсь собственному воображению, дорисовавшему остальные черты почти безошибочно. То ли это природа вылепила этого парня по моим слепкам, то ли мои вкусы и ожидания были однажды заточены под него, но я искала его и нашла. Откуда мне это известно? Если отбросить всё разумное и рассудительное, а просто слушать, то каждый мой ген сейчас отчаянно вопит об одном: «Это ОН…».

Прямо передо мной, у стеклянной стены холла аэропорта – единственного выхода на парковку – человек, которого я ждала. Человек, который ждёт меня.

Его лицо… я просто стою, приоткрыв рот, и не могу пошевелиться. Кажется, это состояние величают шоком. Он и впрямь, должно быть, как две капли воды похож на свою мать. Женщину, не выдержавшую схватки с миром. А Лео в инвалидном кресле.

Я улыбаюсь, потому что сложно не улыбаться. И даже не пытаюсь сдерживаться – всё равно бесполезно. Но это первая наша встреча, поэтому во мне очнулась скромность, и я стою, глядя на него немного исподлобья, но то, что беснуется сейчас в моей груди, не скроешь и уже не назовёшь улыбкой – это откровенное предвкушение… счастья.

Он раскрывает свои руки так широко, как будто хочет обнять ими весь мир.

Я отпускаю ручку чемодана, роняю сиреневые босоножки.

Делаю шаг.

Ещё один.

Мои ноги не касаются земли, пока я лечу к нему. Мне не нужна опора, мне не нужны воспоминания, мне не нужны мечты, иллюзии и чужие истории.

Потому что в это мгновение у меня начинается своя.

У него крепкие руки, сильные. Удары его сердца мощные. Настолько, словно хотят пробить мою грудную клетку. А может, уже пробили – оно бьётся во мне.

Я боюсь открывать глаза.

Я боюсь открывать глаза и поэтому только глубоко вдыхаю. Он пахнет… утром.

– Ты такой…молодой. Сколько тебе? – шёпотом.

– Двадцать пять. А тебе? – тоже шёпотом.

– Двадцать шесть.

Он немного поворачивает голову, и я зажмуриваюсь сильнее – его губы едва ощутимо касаются кожи на моей шее. За ухом.

Мурааашки…

Он ничего не говорит, и не нужно – вместо слов его губы, они прижимаются с чувством – знакомятся. Пока только так. А остальное – сладкое и самое сладкое целиком в будущем, целиком впереди, и меня опрокидывает цунами, сбивает с ног.

Его пальцы вжимаются в мою спину… и ягодицы. Весь мой вес на его коленях, и я спохватываюсь – может быть, ему больно? Тяжело? Порываюсь встать, но он не отпускает – прижимает сильнее к себе. И я сдаюсь – мужчина… Всё равно мужчина.

– Это странно, видеть человека впервые и обнимать его вот так, как своего, – шёпотом признаюсь ему на ухо.

– Странно не это…

Боже, Господи Боже, какой же у него голос…

– А что? – даже не спрашиваю, а едва слышно выдыхаю.

– Это ощущение… чувство последнего пристанища.

Да, именно так. Именно это и именно этими словами – последнее пристанище. Понимание, что всё самое сложное позади, и ты сделал главное – нашёл давно потерянную часть себя. Где-то когда-то случился большой взрыв, красный гигант разнесло на миллиарды световых лет, разбив на одинокие частицы – души будущих людей. И с тех пор мы друг друга ищем, и если делаем это сердцем – почти всегда находим.

Моя душа больше не одинока: что бы ни случилось, я не одна – нас двое, и мы преодолеем всё, если захотим.

– Давно ждёшь? – спрашиваю.

– Не больше часа. Сам только прилетел.

– Откуда?

– Лос Анджелес.

– Oh boy… Всё рассчитал?

– Да, – кивает и… едва ощутимо нюхает меня.

Мне приходится немного оторваться от него, чтобы заглянуть в глаза – серые, цвета опасного предгрозового неба. Моего неба.

– У тебя просто фантастический голос… Я говорила про месяц правды? – похоже, мой мозг начинает оживать.

– Не помню.

– Кажется, тебе не говорила. Сегодня истекает месяц моего эксперимента – до полуночи я говорю только правду. У тебя ещё осталось… пять часов.

– Мне хватит. И у меня уже есть первый вопрос: ты любишь странноватый секс?

– Я обожаю секс. Любой.

– Я чувствовал… – улыбается так широко, что это передаётся и моим щекам тоже. – Мы подходим друг другу.

– А ты сомневался?

– Скорее, не мог поверить, что ты, наконец, нашлась, – снова улыбается, и цвет его глаз странным образом становится весенним небом.

Господи, как же он мне нравится, как нравится… с ума можно сойти… что это? Что? Я не помню ничего подобного, даже сотых долей эмоций с Тьяго. Ничего похожего….

– Поцелуешь?

– Вопрос второй: а как ты любишь целова…