90-е: Шоу должно продолжаться 7 (СИ)

— Такие дела, Евушка, — Леонид Карлович виновато развел руками. — Теперь ты все знаешь. Понимаю, что сейчас ты в шоке, в твоем праве меня возненавидеть за… за вот это все. Я скрывался, сколько мог. Но, милая, поверь, это вовсе не потому что я тебе не доверяю или что-то подобное. Мне просто было… стыдно что ли. Не хотелось упасть в грязь лицом перед своей любимой дочуркой. А сейчас, когда вы уехали в Ленинград, у меня было время подумать. И я буквально вчера сидел на нашей с тобой кухне, и меня вдруг нахлобучило. Да черт с ней, с грязью. Врать тебе я больше не могу. И вот оно-то, это самое вранье, и есть самая грязная грязь, в которой нужно бояться запачкаться. И я, поверишь-нет, прямо вечером сорвался с места и примчался сюда. И проторчал тут сутки. Слонялся от стены к стене, придумывал, какими словами тебе все расскажу, и… В общем, ни к черту получилась репетиция, так что сказал, как оно есть, и продолжаю говорить всякую ерунду. Потому что… Евушка, если ты меня не остановишь, я так и буду молоть языком, потому что боюсь остановиться и услышать то, что ты мне скажешь…

— Ты снимаешь порно… — задумчиво проговорила Ева, глядя в потолок и подперев подбородок кулаками.

— Милая, на самом деле я бы предпочел называть это фильмами для взрослых, конечно, — виноватым тоном снова заговорил Леонид Карлович. — Но…

— Нет-нет, подожди, — перебила его Ева, продолжая смотреть в никуда. — Я должна привыкнуть к этой мысли. Здравствуйте, мой отец снимает порно. Добрый день, мой папа — известный в Новокиневске порнорежиссер. Привет, мой папа снимает порнофильмы, а что вы скажете о своих родителях?

Выражение лица Евы менялось, она корчила рожицы, как будто подражала каким-то героям мультфильном. Я помалкивал, глядя на нее. Непонятно пока было, насколько шокирующей оказалась эта новость. Ева была кем угодно, но не ханжой. И вопрос, как я понимаю, был не столько в самом каминг-ауте Леонида Карловича, сколько… во всем остальном. Как часто бывает с подобными признаниями, претензия той стороны, на которой вывалили всю правду, звучит обычно «И как ты смел так долго меня обманывать?». И если это вдруг прозвучит, то меня непременно этой волной зацепит.

— Евушка, — Леонид Карлович побледнел. — Я очень перед тобой виноват, надо было как-то не так все сказать, но такой вот я дурак, не смог подобрать слова, да и вообще свалился со своей правдой… Вы только с дороги, а тут я тебя нахлобучил. Наверное, я пойду… Когда ты будешь готова со мной поговорить, то позвони сама, ладно?

Отец Евы суетливо вскочил, схватил чашку с недопитым чаем, двинулся к раковине, посреди кухни замер и начал озираться с выражением «что я вообще тут делаю?!»

Ева некоторое время сидела неподвижно, как изваяние. И смотрела в пустоту. Я, ни к селу, ни к городу, подумал, что моей девушке надо играть в покер. Хрен что определишь по лицу. Уж на что я человек, отягощенный немалым жизненным опытом, связанным, в частности, с умением считывать с лиц эмоции в первые же секунды, не мог понять, злится она или нет.

— Пап, сядь на место, — Ева кивнула подбородком обратно за стол. Сказала вроде мягко, без металла в голосе. — Просто посиди. Мне нужно переварить то, что ты рассказал.

Леонид Карлович вернулся за стол. Отпил из чашки остывший чай, вытащил из кармана жилета платок, вытер взмокший лоб. Потом снял очки и принялся их протирать. А Ева все молчала, не глядя ни на меня, ни на отца. Взгляд ее блуждал между потолком и темным окном. «Надо шторы задернуть что ли», — подумал я.

— И Степа у тебя снимается, да? — спросила Ева. — И остальные вот те парни? Блин, а я-то ломала голову, что за зарплаты у вас на заводе, что можно дубленку в подарок маме купить…

Леонид Карлович побледнел еще больше.

— Евушка, ты, главное, на Володю не сердись, — забормотал он. — Я ему знаешь как пригрозил, чтобы он помалкивал? И ты не представляешь, как ему, должно быть, было трудно…

Хм, а ведь похоже, я знаю свою девушку лучше, чем ее отец. Она продолжала держать покер-фейс, но в глазах уже заплясали веселые искорки. Она не злится. Точно не злится. Ошарашена, это точно. Но сложный мыслительный паззл в ее голове уже сложился в цельную картинку. И картинка эта была в нашу с ее отцом пользу. Я напряг лицо, чтобы раньше времени не разулыбаться.

Ева держала паузу, слушая, как отец продолжает многословно оправдываться, губы ее слегка подрагивали. Но это явно не от того, что она пытается не разрыдаться. На очередном «прости, Евушка» она не выдержала, хрюкнула и уткнулась лицом в ладони.

— Милая, только не плачь, — Леонид Карлович торопливо вскочил и заметался на месте. — Хочешь, я тебе куплю путевку в Сочи летом, ты же хотела? Я… Я….

И тут Ева убрала руки от лица и рассмеялась. Посмотрела на отца, потом на меня.

— Ну вы, блин, даете, — она покачала головой. — Конспираторы…

— Ох… — Леонид Карлович схватился за грудь и тяжело опустился обратно на табуретку. Нашарил рукой на столе платок, снова протер им все лицо. — Евушка, ты… Ты на меня не злишься?