900 дней. Блокада Ленинграда

31 августа в Кронштадт прибыл адмирал Кузнецов – в этот день была завершена эвакуация Таллина. Еще до прибытия в Кронштадт он ощутил обстановку всеобщей дезорганизации, паники. В Ораниенбауме, откуда он направлялся на катере в Кронштадт, Кузнецов застал группы матросов, отбившихся от своих частей, без формы, блуждающих бесцельно, по-видимому плохо понимающих, что происходит вокруг. Кронштадт был мрачен, настроение у командиров и краснофлотцев – подавленное.

И как раз в такой обстановке НКВД рассматривало в Кронштадте дело капитана Калитаева. Приговор: расстрел. Основания для обвинения: дезертирство во время боя, трусость.

Через 17 дней после приказа № 303 о награждении 7 моряков за спасение «Казахстана» капитан его был расстрелян.

Лишь 27 января 1962 года суд Ленинградского военного округа «реабилитировал» Калитаева и сообщил его вдове, актрисе Вере Николаевне Тютчевой, что обвинения против ее мужа были необоснованными. Так закончился один из последних наиболее трагических эпизодов таллинской катастрофы[113].

В последующие недели адмиралы Кузнецов, Трибуц, Пантелеев, Дрозд и другие представители высшего военно-морского командования тщательно анализировали таллинское дело. Адмирал Кузнецов был склонен винить ленинградское командование, которое осуществляло оперативный контроль над Балтийским флотом и по вине которого был задержан приказ о составлении планов эвакуации Таллина в случае необходимости.

Пантелеев полагал, что решение защищать Таллин до конца и любой ценой правильно и необходимо: надо было, насколько это возможно, отвлечь силы нацистов от Ленинграда. Но главная ошибка состояла в том, что из Эстонии не были своевременно эвакуированы тысячи гражданских лиц, все гражданские организации, а также тыловые эшелоны флота. По мнению некоторых командиров, неправильной была сама концепция обороны Балтики – вывести войска с полуострова Ханко и островов, создать сильную линию обороны в районе Таллина и затем отступить к надежной кронштадтской базе.

Что касается попытки прорваться через немецкие минные поля, то все признавали, что это была губительная ошибка. При дальнейшем изучении дела флотские специалисты-минеры пришли к выводу, что минные поля имели исключительную плотность – не менее 155 мин и 104 минных предохранителей на каждую милю. Чтобы более или менее благополучно пройти через такой участок, потребовалось бы не менее сотни морских минных защитников[114].

Самым большим недостатком, утверждал в заключение Пантелеев, было отсутствие у флота надежных баз. С начала войны флот все время находился в движении, отступая от Либавы к Риге, к Таллину и затем снова в Кронштадт. Было бы гораздо удобней без этих переходов.

Размеры понесенных потерь побудили искать козла отпущения. Началась проверка всего дела – сверхсекретная.

Всеволод Вишневский, внимательный наблюдатель и ревностный защитник флота, вернувшись в Кронштадт, написал отчет на 16 страницах и передал его Военному совету флота и политуправлению. Он также написал статью на 14 страницах для публикации в газете ВМФ «Красный флот», но ее так никогда и не опубликовали. Начальник политуправления флота Иван Рогов, человек опасный, зачислил Вишневского в черный список, вдобавок таллинская катастрофа стала объектом большой политики, задачей для Лаврентия Павловича Берии и НКВД.

Пантелеева и командный состав прокуроры и следователи подвергли всестороннему допросу, моряки пытались честно и объективно объяснить, что произошло, но их объяснений не приняли.

«Им нужен был живой виновник, вот чего они добивались», – понял Пантелеев, пережив долгий ночной допрос.

Потом его еще долго мучили воспоминания об одном трудном разговоре с человеком, которого Пантелеев называет «одно высокопоставленное лицо». Мог ли им быть Маленков, Берия или один из их помощников? Пантелеев не уточняет.

«Товарищ начальник штаба, – сказало это лицо, – почему наш флот не сражался? Почему фашисты могли сражаться, а мы нет?»

Пантелеев пытался объяснить сложность ситуации, но тот, кто спрашивал, слушать не стал: «Нет, нет, я с вами не согласен. Штаб не тем должен заниматься. Он должен разрабатывать активные операции и сражаться, наступать и…»

Как отмечает сдержанно Пантелеев, «по мнению этого важного начальника, штаб флота был чуть ли не виновником всех случившихся несчастий».

Оглядываясь на таллинскую трагедию с высоты прошедших 25 лет, капитан В. Ачкасов, советский военный историк, писал, что причина ее – в нежелании командования Балтийского флота, ленинградского командования или Верховного главнокомандования в Москве на свою ответственность отдать приказ об эвакуации флота.

И причины этого нежелания он понимал. Все знали, что командиры окружающих частей постоянно подвергались тяжким обвинениям – в трусости, в панике; в большинстве случаев это имело для них роковые последствия. Опасаясь расстрела, командование не решалось дать указания об отходе, пока трагический исход не стал неизбежным.

Кризис на Северном фронте