900 дней. Блокада Ленинграда

Свист падающих бомб раздался в воздухе. Михайловский вдруг почувствовал, что корабль вздрогнул, а палуба под ногами словно взлетела вверх. В следующий момент Михайловский оказался под водой, опускаясь на дно. Конец! Так по крайней мере ему казалось. Он с трудом выплыл на поверхность. По лбу текла кровь, заливая левый глаз; вокруг свистели пули, казалось, все они нацелены на него. А вдали затихал грохот моторов. Вдруг что-то твердое и холодное коснулось его в воде. Он повернулся и увидел труп – с раздробленным черепом, вместо лица бесформенная масса. Лишь по темным косам он узнал ту школьницу из Ленинграда, которая совершенно случайно оказалась в Таллине.

Михайловский поплыл, какое-то время плыл, затем отдыхал, до берега – многие километры. Отовсюду слышны были крики о помощи. Мимо проплыл ящик с надписью «Театр Балтийского флота», он хотел за него ухватиться, но сил не было. А людей не видно. Темнота – это самое страшное, подумал он. Стало холодно. Неожиданно появился катер, идущий прямо на него. Его схватили чьи-то сильные руки, вытащили из морской пучины.

Адмирал Пантелеев видел гибель «Виронии», видел, как, остановившись, корабль резко накренился вправо и над ним взвилось густое облако маслянистого дыма. Спасательный корабль «Сатурн» двинулся к «Виронии», чтобы взять ее на буксир, поблизости стоял миноносец «Суровый», лежал в дрейфе транспорт «Алев». Но за одной бедой шла другая. Сначала подорвался на мине и затонул «Сатурн», потом «Вирония» и вскоре «Алев» и еще два транспорта.

На сторожевике «Снег» заметили, что «Вирония» тонет. На ее борту – пассажиры, главным образом личный состав Балтийского флота, жены офицеров, пропагандисты, газетчики, партийные работники. На юте было полно народу, но в море можно было различить темные фигуры плававших там людей. Через водные просторы доносились звуки Интернационала. Пела толпа людей, стоящих на палубе, и волнующая мелодия неслась над волнами. Затем раздался негромкий треск и желтые вспышки пламени: в последний момент, перед тем как пучина поглотит корабль, моряки стреляли в себя.

«Снег» подобрал десятки уцелевших. Некоторые женщины оказались без одежды. Многие из них были в нервном шоке. Позднее другой сторожевик подобрал женщину, которая до того, как ее спасли, плавала много часов, держась за немецкую мину. Это была жена командира, вместе со всеми певшая Интернационал на палубе, но стреляться она не стала, просто прыгнула в воду, и через 18 часов ее спасли.

Анатолий Тарасенков кинулся в воду с корабля в полной форме, в шинели, карманы были набиты заметками, записями, у пояса пистолет. Он подплыл к группе людей, которые, взявшись за руки, старались поддерживать друг друга с помощью спасательных поясов. Скоро руки и ноги стали неметь от холода, и он медленно поплыл.

Он не знал, сколько времени плывет, когда появился вдруг буксир и его втащили его на борт.

Буксир рассекал темные волны, снова и снова Тарасенков слышал крики: «Спасите нас! Помогите! Помогите!»

Все, кто видел гибель «Виронии», были потрясены. Комиссар «Снега» с горечью сказал: «Кто мог подумать, что мы будем тонуть, как слепые котята в луже? Где были наши самолеты?» Он недоволен был командиром «Кирова», который гордо шел вперед, словно бросая вызов немцам. Но почему он не шел вперед с торпедными катерами, не обеспечил защиту?

Поэт Юрий Инге видел с палубы ледокола «Вальдемарс», как тонула «Вирония». Юрию Инге было 35, высокий, стройный, серые серьезные глаза, белокурые волосы, начавшие слегка темнеть. Он похож был на скандинава, по мнению Виссариона Саянова, его коллеги, тоже поэта.

«Какие подонки!» – услышал товарищ восклицание Инге, который, держа в руках блокнот, пытался наскоро записать впечатления для только что рождавшегося нового стихотворения. Все спасательные средства, какие имелись на «Вальдемарсе», были сброшены пострадавшим с «Виронии», боровшимся за жизнь. А в следующий момент сам «Вальдемарс» был подбит и немедленно затонул.

Жена Инге Елена Вехтомова узнала о трагедии, когда уцелевшие вернулись в Кронштадт. Молодой боцман по фамилии Вирчик сказал: «Я его видел почти перед гибелью». Никто не хотел верить в смерть Инге, а письма, которые он писал Елене, все продолжали поступать из-за медлительности военной почты.

«Доброе утро, Аленушка!

Утро совершенно великолепное…»

«Бронштейн прибыл и привез от тебя два письма…»; «Ходил на почту, но писем нет…»; «Как Сережка?..»; «Купил тебе синие шерстяные перчатки».

Для Елены Вехтомовой это было почти невыносимо.

На «Виронии» многие погибли: писатели Ф. Князев и Е. Соболевский, профессор Цехновицер, поэт Вася Скрулев, фотограф «Правды» Миша Прехнер. Президент революционной Эстонии, старый писатель Лауристин, погиб на «Володарском».