900 дней. Блокада Ленинграда

Наборщикам флотской газеты приказано было рыть окопы в парке, а редактор Тарасенков, стоявший у памятника «Русалке», пытался задержать отступавших солдат и матросов, образовать новый оборонительный рубеж. Он видел Вишневского, который шел назад в порт, мрачный, очки едва держались на кончике носа. Тарасенков до ночи удерживал свою позицию. В какой-то момент на него кинулся моряк с автоматом в руках, с безумным видом заорал: «Стой!» Тарасенков, призвав на помощь всю свою волю, приказал моряку занять место у рубежа. Тот заколебался, но потом отшвырнул оружие и, скорчившись, упал на землю.

К этому времени Палдиски отрезали от Таллина. Сотрудников газеты «Советская Эстония» взяли на борт ледокола, а Вишневский в 6 часов вечера возвратился на «Виронию». Два самолета налетели на крейсер «Киров», дым от кораблей быстро окутал гавань. Он видел, как над городом взметнулись два костра и густые клубы угольно-черного дыма скрыли солнечный заход. Он понял, что горят нефтяные цистерны. Говорили, что первый конвой с эвакуированными должен уйти в эту ночь. У Вишневского был с собой экземпляр книги Тарле «Наполеон», он открыл ее и стал читать!

И на следующее утро город еще держался, правда, немцы уже установили автоматические орудия в парке Кадриорг и сбрасывали дождем листовки на город: «Огромный Балтийский флот окружен».

Волны дыма поднимались все выше, грохот взрывов не умолкал. Отступая к гавани, русские поджигали полевые склады с припасами и снаряжением. К 12 часам 15 минутам дня пламя объяло элеватор, арсенал и электростанцию. Моряки обливали бензином склады, и дым так сгустился, что Вишневский с трудом дышал. Сотрудники НКВД и прокуратуры оставили свои учреждения и поспешили эвакуироваться. Михайловский еще был на берегу, а когда подошел к гавани, то увидел у самого берега на поросшем травой участке небольшую группу бойцов. Перед ними свежая могила, рядом горка бурой земли. Возле ямы носилки, на которых лежала девушка в форме. Лицо, белое, как мрамор, губы еще, казалось, улыбаются, белокурые волосы откинуты назад. Один из бойцов говорил:

«Мы прощаемся с Зиной, нашим дорогим другом. Она спасала наши жизни и сама хотела жить. Теперь ее нет с нами. Мы оставляем ее здесь в сырой земле…»

Михайловский пошел дальше. На улице Нарвской из здания школы выносили раненых бойцов и грузили в санитарные машины. По улицам беспорядочно шли бойцы, неся по одной винтовке или по две – свою и погибшего или раненого товарища. Воздух пропитан был гарью и запахом взрывчатки. Баррикады загромождали улицы, оставляя сбоку лишь узкий проход, через который могли пробраться последние отступающие. Это были те, кто удерживал рубежи, пока грузились и уходили корабли из Минной гавани, из торгового порта. Над их головой один за другим грохотали орудийные залпы крейсера «Киров». А возле пирсов, где советские войска грузились на транспортные суда, горел склад с патронами – треск, грохот, как на поле боя.

Ругался машинист подъемного крана, отправляя на корабль огромные ящики: «Какого черта их грузить? Людям нет места, а мы загружаем корабль ящиками».

«Дурак ты, это боезапас», – откликнулся снизу боец.

«Боезапас, боезапас! Кому он нужен в море?» – не унимался крановщик.

Сторожевой корабль «Пиккер», служивший командным пунктом для Военного совета, уже опустел. На палубе остался лишь кок в белом колпаке, с любопытством взиравший на окружающее.

Вот на пирсе появился армейский капитан, измученный и забрызганный грязью, подошел к вице-адмиралу. «Я могу привести на транспорт моих ребят? – спрашивает он. – У меня никакой техники нет, последнюю пушку подорвали».

«Нет, – решительно заявляет адмирал, – транспорт переполнен, грузитесь на танкер».

Михайловский наблюдал, как подъехала к пирсу маленькая серая машина, из нее вышел Всеволод Вишневский и приказал шоферу: «Здесь подорвите машину».

Шофер колебался: «Может, я просто сниму карбюратор?

«Вы знаете приказ: ничего врагу не оставлять, – возразил сурово Вишневский. – Выполняйте приказ».

Наконец шофер загнал машину в узкий проезд, вытащил гранату, бросил в машину, кинулся на землю. Раздался громкий взрыв.

Вдруг Вишневскому пришла в голову мысль. Газеты! Никто не доставил из типографии последний номер «Советской Эстонии». И вместе с Михайловским, Анатолием Тарасенковым из «Комсомольской правды» и поэтом Юрием Инге он отправился назад в город, мимо баррикад и горящих зданий к серому строению, где помещалась типография. Напротив, на другой стороне улицы, 4-этажный дом был объят пламенем.

С громким топотом они вошли в редакцию газеты. А там было сумрачно, тихо, пачка свежих газет на подоконнике, куда складывали почту. Эстонские наборщики еще не ушли и с удивлением поглядели на четырех русских. Взяв по свертку газет, русские ушли.

Плакала какая-то женщина в синем платочке. Они отправились назад к Минной гавани по улицам, где непрерывно грохотало эхо выстрелов.