900 дней в тылу врага

Вернувшись, мы обо всем рассказали своим. Люди немного повеселели, однако тревога не улеглась. Все ждали неминуемого боя. Некоторые беспрестанно курили, другие не спускали глаз с кустов, третьи сдержанно переговаривались между собой. «Только бы не было паники», — думали командиры. В такой момент паника страшнее всего. В полдень из местного отряда были посланы в наблюдение двое бойцов. Не прошло и десяти минут, как раздался треск сучьев и из кустов выбежал один из них. С поцарапанным лицом, с испуганными глазами он в страхе повторял:

— Немцы! Немцы!..

Бойцы моментально повскакивали со своих мест, тревожно засуетились. Я бросился с пистолетом к паникеру и сбил его с ног. Трус закрыл голову руками. Вскоре пришел его напарник. Он рассказал, как, увидев немцев, его товарищ сломя голову бросился бежать прочь.

Здесь же по отрядам был издан приказ: «За панику — расстрел».

Вечером на командирском совете решили поотрядно разойтись в разных направлениях. Мы с Яковлевым договорились идти вместе. Двое суток наши отряды уходили от карателей. Шли ночами, избегая населенных мест. Светлые, лунные ночи были врагам наруку, и нам подчас долго приходилось сидеть у большаков, чтобы пересечь дорогу. Движение вражеских войск не прекращалось ни днем ни ночью.

Шли без дорог, по компасу. Наши разведчики изредка заглядывали в деревни и каждый раз приносили нам невеселые вести. Кругом рыскали карательные отряды и полиция. На избах были вывешены строгие приказы — местным жителям вменялось в обязанность немедленно сообщать немецкому командованию о местонахождении партизан. Указывался перечень наград за выдачу партизанских командиров. Среди перечисленных фамилий упоминались и наши. Немцы сулили населению огромные суммы денег и хуторские наделы за успешную борьбу с партизанами. Но не так-то легко было найти предателей среди советских людей.

Ранним утром наши отряды достигли Бокаловской дубравы. Впервые за эти дни бойцы разулись. Усталые и голодные, упали мы на ворох прошлогодних листьев и крепко уснули.

Днем в дубраву пришла группа местных партизан. Как и мы, они только что вырвались из окружения и теперь искали пристанища. Среди них было трое тяжелораненых.

Тепло грело весеннее солнце. Дубовая роща была наполнена разноголосым пением птиц. Из ближайшей деревни доносился крик петухов.

Ко мне подошел Горячев.

— Знаешь, командир, о чем я думаю? — заговорил он. — Вот если бы кончилась сейчас война, вышли бы мы из леса, пришли в деревню, вымылись в бане, наелись вволю, а потом с песнями поехали домой…

В полдень пришли еще несколько партизанских групп. Роща наполнилась говором, запылали костры. Но мы не стали засиживаться на месте и, как только стемнело, ушли дальше. Наутро отряд был уже под Вережьем, где недавно мы столкнулись со злосчастным вражеским обозом.

Здесь мы повстречали партизан бригад Карликова, Бабакова и Максименко. Расположив отряд на привал, я стал разыскивать кого-нибудь из комбригов. В кустах еще белел не растаявший снег, а на сырых проталинах, подстелив под себя наломанные сучья, группками сидели и лежали усталые партизаны.

— Какой бригады, друзья? — спросил я.

— Максименко, — послышался ответ.

— А где комбриг?

— Там где-нибудь, — показал рукой один из бойцов.

Пройдя полсотни шагов, я неожиданно столкнулся с начальником штаба бригады Максименко — капитаном Исмаилом Алиевым. Черноволосый, с небольшими усиками, стройный, подтянутый, он был всегда жизнерадостен и общителен.

— О, какими путями?! — радостно воскликнул он, обнимая меня.

— Такими же, как и вы.

— Э, э, дарагой, ты крепко пахудел… — с сильным акцентом, блеснув белыми зубами, продолжал Исмаил.

— Похудеешь, когда за тобой фрицы по пятам бегают.

— Да, фашист здорово взялся за нашего брата. Видно, достается им от партизан. Слышал, что немцы замышляют? Нет? На, читай, наши ребята достали.

Алиев порылся в планшетке и протянул мне вчетверо сложенную бумагу. Пользуясь подстрочным переводом, я прочел приказ командующего войсками по охране тыла северо-восточной группировки немецких войск генерал-майора Шпеемана командиру 290-й пехотной дивизии.

В нем говорилось: