95-16

У Шеля на лбу выступили крупные капли пота, день за днем: боль, страх, боль… Слова и цифры начали путаться, утрачивать смысл. Импульсы… Возбуждающие средства… Реф­лексы… Вскрытие… Объекты… Реакции… От исписанных лист­ков веяло страданием, увечьями, смертью. На последней странице каждого «эксперимента» стояла печать концлагеря Вольфсбрук и подпись врача: д-р Бруно Шурике. Шель ото­двинул папку и вытер лицо платком. Потом взглянул на по­груженного в чтение Джонсона.

— Какой кошмар! Я вернулся в прошлое, — медленно проговорил он. — Я забыл, где нахожусь, я снова стоял на перекличках, слышал крики капо, дрожал от слабости и от голода… Это, — он указал на чемодан, — чудовищно!

— А ведь убирая барак доктора Шурике, я не раз видел кресла с зажимами для головы, рук и ног, — вспоминал Джонсон. — Мне попадались на глаза разные предметы и инструменты, о назначении которых я понятия не имел. Впрочем, тогда я и не задумывался, для чего они служат. У меня хватало других забот.

Шель молча кивнул.

— Теперь все стало совершенно понятно, — продолжал американец. — Перед нами плоды опытов господина докто­ра, опытов, в ходе которых — что заверено собственноруч­ной его подписью — Шурике лишил жизни по крайней мере несколько десятков людей. — Он начал приводить в порядок папки и складывать их обратно в чемодан.

— Ты прав, Пол! Я начинаю понимать, что произошло. Этот чемодан находился среди багажа, который мы привез­ли из лагеря в особняк крейслейтера. Доктор Шурике не хо­тел уничтожать материал, представляющий для него большую ценность. Трудно сказать, каким образом все это попало в руки Леона, быть может, он вытащнл чемодан из-под развалин, однако ясно одно: став обладателем этих бумаг, он почувствовал себя в опасности.

— Новая теория! — воскликнул Джонсон. — Он ведь мог обратиться ко мне.

— Очевидно, он был напуган и не знал, что делать. Без сомнения, бедняга страдал манией преследования и всюду видел врагов. Впрочем, я не могу отказать ему в определен­ной трезвости суждений. Грубер, представитель власти, знал о существовании чемодана и при первом же удобном случае, вместо того чтобы заняться дальнейшим расследованием, присвоил его себе. Однако существует кто-то, кому этот че­модан гораздо нужнее, чем инспектору. Я еще не понял при­чин смерти Леона. Предчувствуя приближение опасности, он доверил свою тайну Лютце, человеку, которого считал своим другом. Кто из них придумал спрятать чемодан в камере хранения, мы, видимо, узнаем потом. Я не думаю, чтобы не­счастье с Лютце произошло случайно. Возможно, его только хотели напугать, что, впрочем, превосходно удалось. Меня интересует роль Грубера…

Джонсон посмотрел в сторону.

— Можешь спросить его самого, — сказал он.

Немец наблюдал за ними, прищурив подпухшие веки. Увидев стоящий на столе чемодан и услышав слова Шеля, он догадался, что произошло.

Шель поглядел на Кэрол. Она стояла у открытого окна к ним спиной. Непохоже было, чтобы она прислушивалась к разговору.

Джонсон придвинул стул к тахте.

— Выкладывай, Грубер, все, что ты знаешь об этом че­модане, — приказал он.

Немец облизнул распухшие губы.

— Чемодан у вас в руках, — хрипло буркнул он. — Нет смысла создавать новые проблемы.

— Дело слишком сложно, чтобы бросить его на произвол судьбы, — вмешался Шель. — У нас с Джонсоном есть мас­са вопросов, на которые мы должны получить ответы.

Грубер скривился.

— Я пока продолжаю оставаться инспектором полиции и следствие буду вести так, как найду нужным, — сказал он, пытаясь придать словам надлежащую весомость.

— Чепуха! — Джонсон поднялся со стула. — Наглое по­ведение с Кэрол и со мной — дело частное, но попытка при­своить чемодан — это преступление, совершенное инспекто­ром полиции. Расследованием займется прокуратура. Ваши часы в роли инспектора полиции сочтены, за это уж я ру­чаюсь!

Грубер беспокойно зашевелился.

— Давайте попробуем договориться. Ведь каждый человек может совершить ошибку. Ничего же непоправимого не произошло.

Шель заметил, что Кэрол медленно оборачивается. Он по­чувствовал отвращение к немцу.

Джонсон на минуту задумался.

— Грубер, что вам известно о Леоне Траубе? — спросил он. Тот потер заплывший глаз.

— Пять дней назад он перекинул через оконную раму ве­ревку, сунул голову в петлю и спрыгнул с подоконника. Док­тор подтвердил, что смерть наступила в результате удушения.

— Это нам известно и без вас. Однако мой друг Шель утверждает, что самоубийству Траубе сопутствовали весьма подозрительные обстоятельства.

— Но ведь факты настолько… настолько очевидны! — Удивление Грубера казалось искренним. — Земмингер до­прашивал хозяйку, фрау Гекль, я читал отчеты по этому делу. Самоубийца был неизлечимо болен. Я не вижу…

— Хорошо, оставим Траубе. Что случилось с Лютце?

— Он попал под машину и лежит в больнице. Земмингер разговаривал с ним утром. Нет никаких сомнений в том, что это было обыкновенное уличное происшествие.

— Он сам попал под машину? — недоверчиво переспро­сил Шель.

— Нам больше ничего не известно.