Час двенадцать минут. Тихий шорох на лестнице подействовал на Шеля, как удар кулака. Он замер, продолжая прислушиваться. Жалобно рыдал ветер. Но вот явственно скрипнули иссохшие ступени — зловещий, тревожный звук. Шель выбросил сигарету за окно. Именно так, должно быть, чувствовал себя запертый в стенах этой унылой комнаты, безоружный, дрожащий от страха Леон, поджидая врагов.
На лестничной клетке воцарилась тишина. Но Шель знал, что она обманчива. Его воображению отчетливо представились вцепившиеся в перила пальцы, вытянутая шея, ощупывающие каждую ступеньку ноги крадущегося человека.
Он торопливо подошел к кровати и быстро разобрал постель, положив одну из подушек под одеяло. Шорохи за окном умолкли, ветер стих, вой пса смолк; казалось, вся природа замерла в ожидании. Снова донесся почти неуловимый скрип; кто-то, изо всех сил стараясь не шуметь, осторожно подымался наверх.
Журналист на цыпочках подошел к двери и приложил ухо к косяку. Незваный гость, безусловно, стоял с другой стороны. Проходившие секунды казались вечностью.
Потом с легким скрипом металлическая дверная ручка начала медленно поворачиваться. Шель затаил дыхание и сжал кулаки.
Отворившаяся дверь прижала его к самой стенке. Темная фигура прокралась по комнате, остановилась перед кроватью и после минутного колебания вцепилась растопыренными пальцами левой руки в то место, где, по ее расчету, должна была находиться глотка спящего. Правая рука описала в воздухе дугу и вдруг в неуверенности остановилась. Человек сделал несколько торопливых движений в поисках своей жертвы и, поняв, что его обманули, стремительно отскочил на середину комнаты. В тот же миг Шель двумя прыжками пересек разделяющее их пространство и схватил негодяя за горло.
Незваный гость, застигнутый врасплох неожиданным нападением, попытался вырваться. Осознав тщетность своих усилий, он внезапно согнулся, увлекая журналиста за собой, потом резко выпрямился и, откинув голову, ударил его макушкой в рот и подбородок. Шель почувствовал соленый вкус крови, текущей из рассеченной губы. Воспользовавшись его минутным замешательством, нападающий ловко вывернулся из тесных объятий. От сильного удара в живот у поляка перехватило дыхание.
Шель со стоном скорчился. В мозгу мелькали отрывочные воспоминания о некогда известных ему приемах. Тем временем бандит, закинув правую руку ему за шею, левой схватил себя за сгиб руки и сдавил противнику горло. Превозмогая раздирающую черепную коробку боль, Шель поймал большой палец противника и резко отогнул его книзу. Сжимающие его объятия мгновенно ослабели. Тяжело дыша, журналист попытался овладеть собой.
Привыкшие к темноте глаза заметили, как согнувшийся в три погибели противник, шаря вокруг себя руками, что-то разыскивает на полу. Шель прыгнул вперед и почти вслепую ударил его кулаком в висок. Тот охнул и опустился на одно колено, однако тут же ловко, как кошка, вскочил на ноги. В течение нескольких секунд они стояли друг против друга, с трудом переводя дыхание.
В это мгновенье луна осветила комнату, и Шель узнал в нападающем водителя такси. И тут он вспомнил один прием, которому научил его поручик «командос». Он неуверенно сделал полшага вперед. Нойбергер бросился в атаку. Склонив голову вбок, Шель уклонился от приближающегося к нему кулака и, оказавшись у немца под самым носом, снизу вверх ударил его коленом. Нойбергер переломился пополам, словно складной нож. Воспользовавшись этим, Шель ударил ребром ладони по склоненному затылку. Среди «командос» этот удар был известен под названием «усмирение кролика»; он мог оказаться смертельным, если его наносили изо всех сил. Немец с глухим стоном повалился на пол.
В воцарившейся тишине слышно было только громкое сопение. Драка продолжалась не более двух минут. Никто из обитателей дома не мог ничего услышать.
Шель с минуту разглядывал лежавшего, потом повернул выключатель. После нескольких часов, проведенных в темноте, свет ослепил его.
В эту секунду Нойбергер вскочил и, оттолкнув растерявшегося журналиста, бросился к двери. Мгновенье спустя по лестнице загрохотали торопливые шаги. Хлопнула дверь.
Шель отбросил мысль о преследовании. Он был слишком измучен и, кроме того, сознавал, сколь бессмысленно вступать в единоборство с организованной группой. Под столом чернел какой-то продолговатый предмет. Журналист нагнулся и поднял массивный французский ключ: взвесив тяжелый инструмент в руке, он положил его на подоконник.
— Интересно, как они собирались объяснить этот «несчастный случай»? — пробормотал он себе под нос и, подойдя к умывальнику, опустил лицо в таз с водой. Холодная вода отрезвила его. Шель смыл кровь с распухших губ, растер ноющее горло. Потом уселся за стол, подперев голову руками, и стал ждать, пока силы вновь вернутся к нему.
Стараясь ступать как можно тише, Шель спустился на первый этаж и огляделся при свете спички. Телефон стоял в маленькой нише в стене. Он набрал номер 95-16.
Джонсон немедленно поднял трубку.
— Алло?
— Ничего не вышло, Пол, — вполголоса сказал Шель.