99 имен Серебряного века

В Париже с блеском проявился литературный талант Георгия Федотова — в 1926 году в евразийском журнале «Версты» появились две статьи, вызвавшие большой интерес, — «Три столицы» и «Трагедия интеллигенции». В дальнейшем статьи, эссе и рецензии Федотова появлялись в различных изданиях — от бердяевского «Пути» до «Новой России» Керенского. В 1931–1939 годах Федотов вместе со Степуном и Фондаминским издавал журнал «Новый Град». Параллельно Федотов профессорствовал в открывшемся в Париже Богословском институте. Выходили книги: «Святые Древней Руси» (1931), «И есть и будет. Размышления о России и русской революции» (1932), «Стихи духовные» (1935). Однако основной труд «The Russian Religious Mind» не был закончен Федотовым, вышла всего одна книга, посвященная Киевской Руси.

Оккупация Франции вынудила Федотова искать спокойное убежище, и он благодаря помощи Американского еврейского рабочего комитета перебирается в США. 12 сентября 1941 года русский мыслитель вступил на американский берег. С 1943 года он — профессор Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке. В крупнейшем из периодических изданий — «Новом журнале» — Федотов публикует ряд интереснейших, хотя и не бесспорных статей: «Загадка России» (1943), «Рождение свободы» (1944), «Россия и свобода» (1945), «Запад и СССР» (1945), «Между двух войн» (1946), «Судьба империй» (1947), «Народ и власть» (1949), «Христианская трагедия» (1950) и другие. Публицистическое наследие Федотова огромно — свыше 300 статей. После смерти автора многие из них были объединены в сборники и вышли на Западе.

В последние годы в Америке Георгий Федотов страдал от прогрессирующей сердечной болезни, однако не оставлял напряженную творческую работу. Он скончался в госпитале за чтением «Вильгельма Мейстера» Гете. Чисто философский финал…

Ну, а теперь несколько выдержек из творческого наследия Георгия Федотова.

В статье «Лики России» (1918) философ писал: «Государство русское, всегда пугавшее нас своей жестокой тяжестью, ныне не существует. Мы помогли разбить его своею ненавистью и равнодушием. Тяжко будет искупление вины… Нам придется сочетать национальное с общечеловеческим. Мир нуждается в России…»

В статье «Социальный вопрос и свобода» Федотов подверг жесточайшей критике тоталитарное государство: «…Работник, солдат, производитель — вот все, что остается от человека. Государство не оставляет ни одного угла в его жилище, ни одного угла в его душе вне своего контроля и своей „организации“. Религия, искусство, научная работа, семья и воспитание — все становится функцией государства. Личность теряет до конца свое достоинство, свое отличие от животного. Для государства-зверя политика становится человеческой отраслью животноводства. Ясно, что такое самосознание государства несовместимо с христианством…»

Свою статью «Россия и свобода» (1945, Нью-Йорк) Федотов начал словами: «Сейчас нет мучительнее вопроса, чем вопрос о свободе в России…» Если предположить, что эта федотовская статья появилась в СССР, то легко себе представить, как бы недоумевал народ-победитель, который за годы правления коммунистов забыл, что такое свободный человек и свободное общество, о чем и писал Федотов:

«…Вглядимся в черты советского человека, конечно, того, который строит жизнь, не смят под ногами, на дне колхозов и фабрик, в черте концлагерей. Он очень крепок, физически и душевно, очень целен и прост, живет по указке и по заданию, не любит думать и сомневаться, ценит практический опыт и знания. Он предан власти, которая подняла его из грязи и сделала ответственным хозяином над жизнью сограждан. Он очень честолюбив и довольно черств к страданиям ближнего — необходимое условие советской карьеры. Но он готов заморить себя за работой, и его высшее честолюбие — отдать свою жизнь за коллектив: партию или Родину, смотря по временам. Не узнаем ли мы во всем этом служилого человека XVI века? (не XVII, когда уже начинается декаданс). Напрашиваются и другие исторические аналогии: служака времен Николая I, но без гуманности христианского и европейского воспитания; сподвижник Петра, но без фанатического западничества, без национального самоотречения. Он ближе к москвичу своим гордым национальным сознанием: его страна единственно православная, единственна социалистическая — первая в мире: третий Рим. Он с презрением смотрит на остальной, т. е. западный мир; не знает его, не любит и боится его. И, как встарь, душа его открыта Востоку. Многочисленные „орды“, впервые приобщающиеся к цивилизации, вливаются в ряды русского культурного слоя, вторично ориентализируя его…»

Прочитав эту выдержку из статьи Федотова, старшее поколение мгновенно вспомнит все: и «на буржуев смотрим свысока…», и «я другой такой страны не знаю…», и, конечно, «кипучую, могучую, никем не победимую…». Да, был такой подлинный угар патриотизма и влюбленности в советскую страну (пропаганда не даром ела хлеб).