Читаем 99 имен Серебряного века полностью

В мае 1928 года ОГПУ провело массовую операцию в Сергиевом Посаде и арестовало более 80 человек — священников, монахов, медсестер, торговцев, крестьян, среди них и Павла Флоренского. Газеты улюлюкали: «Гнездо черносотенцев под Москвой!», «Троице-Сергиева лавра — убежище бывших князей, фабрикантов и жандармов!» Однако в июне, после отсидки в Бутырках, Флоренского освободили без права проживания в Москве и других городах и выслали на проживание в Нижний Новгород. Потом Флоренский вернулся в Москву (за него ходатайствовала Екатерина Пешкова), получив 5 лет относительно спокойной жизни, хотя сам он писал: «Был в ссылке, вернулся на каторгу». Каторга — это напряженная работа, осложненная постоянной травлей ученого. Ругали за неверное истолкование теории относительности в его книге «Мнимости в геометрии», за описание электроинтегратора — аналога современных вычислительных машин, и еще за многое другое. Так что свобода и покой были весьма относительными.

Второй арест последовал 25 февраля 1933 года. «Поп-профессор, по политическим убеждениям — крайне правый монархист» — такая характеристика дана в документе на арест. Дело вел и «шил» некто Шупейко, уполномоченный ОГПУ по Московской области. А вменялось Флоренскому участие в контрреволюционной организации «Партия Возрождения России». Сначала Флоренский отрицал какую-либо вину за собой, потом вдруг (и почему это вдруг?!) оклеветал самого себя и сделал признание: «Сознавая свои преступления перед Советской властью и партией, настоящим выражаю глубокое раскаяние в преступном вхождении в организацию национал-фашистского центра…»

И еще одно раскрытие «тайны»: «Я, Флоренский Павел Александрович, профессор, специалист по электротехническому материаловедению, по складу своих политических воззрений романтик Средневековья примерно XIV века…»

«Фашиста» и «романтика» 26 июля осудила «тройка» по статье 58, пункты 10 и 11, на десять лет исправительно-трудовых лагерей. Флоренского отправили на Дальний Восток в концлагерь возле города Свободный (как насмешка истории!), откуда его перевели на мерзлотоведческую станцию в городе Сковородино. В картотеке заключенного Флоренского значились особые приметы:

1. Рост В-среднего

2. Телосложение среднее

3. Цвет волос т/русые

4. Цвет глаз серые

5. Нос большой

6. Пр. приметы нет

В заключении Павел Флоренский составляет удивительную для своего положения рукопись — «Предполагаемое государственное устройство в будущем». Он думает не о себе, он думает о России.

1 сентября 1934 года отец Павел отправлен со спецконвоем в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН), где он работает на лагерном заводе йодной промышленности, то есть реализует собственную идею добычи йода из морских водорослей, сам конструирует для этого приборы и обучает рабочих изобретенной им технологии.

Из Соловецкого лагеря в разные периоды разрешали писать от одного до четырех писем в месяц, причем их сдавали незапечатанными, чтобы не утруждать контролеров раскрытием конвертов.

В сентябре 1935 года Флоренский писал жене: «…Последнее время нет-нет, а выглянет солнце, правда, лишь на время и большею частью светящее жидким северным светом. И дождит не сплошь, а временами и слабо. По виду из окна можно подумать, что находишься в Италии или Швейцарии…»

В другом письме: «Крепко целую тебя, моя дорогая, не унывай».

Сам он пытался не унывать, но иногда не мог сдерживаться: «Дело моей жизни разрушено, и я никогда не смогу и, кроме того, не захочу возобновлять труд всех 50 лет. Не захочу, потому что я работал не для себя и не для своих выгод, и если человечество, ради которого я не знал личной жизни, сочло возможным начисто уничтожить то, что было сделано для него и ждало только последних завершительных обработок, то тем хуже для человечества, пусть-ка попробуют сделать сами то, что разрушили… Конечно, по частям и исподволь сделанное мною будет сделано другими, но на это требуется время, силы, деньги и — случай. Итак, разрушением сделанного в науке и философии люди наказали сами себя, так чтоó мне беспокоиться о себе…» (10 ноября 1936).

Своим детям Флоренский писал историко-просветительские письма, пытаясь оставаться хоть эпистолярно их наставником. Из письма к дочери Оле: «…Под гениальностью, в отличие от талантливости, я разумею способность видеть мир по новому и воплощать свои совершенно новые аспекты мира. Талантливость же есть способность работать по открытым гениями аспектам и применять их. В жизни я встречал 3 человека, за которыми признал гениальность: Розанов, Белый, Вяч. Иванов…»

Лагерные цензоры проверяли письма, специальные агенты подслушивали разговоры. Из донесения стукача: «Флоренский и Брянцев говорят о Германии, о политике Гитлера, что политика Гитлера очень схожа с политикой СССР…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное