Читаем 99 имен Серебряного века полностью

В 1914 году выходит книга Лившица «Волчье солнце» (это еще авангардистский сборник), затем — «Болотная медуза» (а здесь уже полный разрыв со своими былыми соратниками, скачок от беспредметной поэзии к смысловой). «Болотная медуза» посвящена целиком Петербургу, этой гениальной ошибке Петра, как считал Лившиц. Одна из тем: противоборство культуры и стихии.

Заутра бросится гонецВ сирень морскую, в серый вырез. —И расцветает, наконец,Златой адмиралтейский ирис.

Следующая книга Лившица — «Патмос» (1926). Патмос — греческий остров, место изгнания Иоанна Богослова, автора четвертого Евангелия и Апокалипсиса.

И во всей вселенной истина одна,И на земле ее раскрыли музы.

О жизни Бенедикта Лившица в Киеве вспоминает Юрий Терапиано: «Бритый, с римским профилем, сдержанный, сухой и величественный, Лившиц держал себя как „мэтр“: молодые поэты с трепетом знакомились с ним, его реплики и приговоры падали, как нож гильотины. Он восхищался Блоком и не любил Есенина. Лившиц пропагандировал в Киеве „стихи киевлянки Анны Горенко“ — Ахматовой и Осипа Мандельштама. Ему же киевская молодежь обязана открытием поэзии Иннокентия Анненского».

Подверстаем дневниковые записи Корнея Чуковского из периода жизни в городе на Неве:

24 марта 1926 года — «Был вчера у милого Бена Лившица. Чудесные две комнатки, трехмесячный Кирилл, паштет, письма Бурлюка из Нью-Йорка и стихи, стихи…»

24 апреля 1926 года — «Был я у Бена Лившица. То же впечатление душевной чистоты и полной поглощенности литературой. О поэзии он может говорить по 10 часов подряд. В его представлении — есть ли сейчас в России замечательные люди, то это Пастернак, Кузмин, Мандельштам и Константин Вагинов…»

Следующие книги Бенедикта Лившица: «Кротонский полдень» (1928), «Картвельские оды» (1935), «Оды» были написаны, но не изданы, «Оды» — дань увлечения Грузией. В 1933 году вышла мемуарная книга «Полутораглазый стрелец», в которой была воспроизведена история русского футуризма с конца 1911 года до начала войны 1914 года. «Стрелец» вышел исключительно благодаря заступничеству Максима Горького.

И что же это за стрелец? Бенедикт Лившиц объяснял так: «Навстречу Западу, подпираемые Востоком, в безудержном катаклизме надвигаются залитые ослепительным светом праистории атавистические пласты, дилювиальные ритмы, а впереди, размахивая копьем, мчится в облаке радужной пыли дикий всадник, скифский воин, обернувшись лицом назад и только полглаза скосив на Запад — полутораглазый стрелец!»

Обратите внимание: дикие скифы все время появлялись на горизонте воображения и предчувствия у поэтов Серебряного века.

30-е годы оказались тяжелыми для Бенедикта Лившица, он выразился по этому поводу так: «У меня затянувшаяся перебранка с нынешним днем литературы, и, стоя на черной лестнице у распахнутой кухонной двери, я поджидаю шарканье его шагов». А если говорить иначе, не метафорически, рафинированный эстет и парнасец Бенедикт Лившиц оказался абсолютно не нужен новой советской литературе, с ее пафосом и барабанным боем.

Все — только звук: пенорожденный брег,Жена, любовь, судьба родного края,И мы, устами истомленных рек,Плывущие, перебирая…

Плывущие, без руководящей и направляющей роли партии?! Так не годится! И Бенедикту Лившицу перекрыли издательский кислород. Он только переводил и редактировал. Результатом этой работы стали две книги: «От романтиков до сюрреалистов» (1934) и «Французские лирики XIX и XX веков» (1937). От Ламартина до Кокто — таков был разлет переводов Бенедикта Лившица. Своя же лирика оставалась невостребованной.

Когда-то, задолго до Октября, Лившиц блистательно перевел стихотворение французского поэта Мориса Роллина «Магазин самоубийства»:

«Вот — верный пистолет… отточенные бритвы…Веревка… хлороформ… Надежней не найти!Попробуйте — клянусь: ни папские молитвы,Ни лучшие врачи не смогут вас спасти!»«Вот — яды разных змей… Растительные… Я быСоветовал вам взять кураре… Иль вот тут —Напиток, сваренный из сока кучелябы:В одно мгновение он скрутит вас, как жгут».«За каждый проданный снаряд самоубийстваДаем ручательство, и это не витийство.Но лучшее из средств покинуть дольний мир». —Он указал на дверь, заделанную в стену. —«Ему научат вас за небольшую ценуДевица Осьминог и госпожа Вампир».
Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное