99 мир

— Я все-таки не понимаю… — задумчиво протянул Зарам, трусоватый, но психопатичный вор и грабитель. — Броско, на хера нам вообще там светиться? Понятно, что Игнат порвет императора, ну и все на том. Чего дальше-то?

— Дальше не твоего ума дела! — рявкнул Броско. — Приказы получите от командира каждой группы!

Куница знал, что это будут за приказы. Сразу после победы на Арене босс планировал захватить власть в городе и передать ее Рецинию. Этот уговор возвысит всех капитанов и атаманов, сам Игнат станет императорским советником, а потом вместе со своими псами возглавит городскую стражу. От одной этой мысли Куницу передернуло. В том, что Игнат наведет порядок, он не сомневался, но какой это будет «порядок», он знал слишком хорошо.

Псы формировали силовое звено в подпольной империи Свирепого, и каждый из них в прошлом был сильным гладиатором. Игнат продолжал подозревать, что сделанный вызов — не что иное, как коварная ловушка, и предусмотрел план действий на этот случай. Если стража заблокирует выходы из Арены, то практически весь преступный мир, все авторитетные люди окажутся взаперти и в полной беспомощности, потому что с оружием внутрь не пропустят. Что уж говорить о рыбке помельче: «торбовщиках», крадущих мешки у крестьян на рынке, «рыболовах», срезающих багаж с экипажей, чердачных «голубятниках», прочих «халтурщиках», «понтщиках», «ширмачах» и «хипесниках». Последние работали в связке с полюбовницами-проститутками, обкрадывая пыхтящего в процессе клиента, и ничего, кроме брезгливости и презрения, к ним Куница не испытывал.

Но в том-то и дело, что эти выскользнут без осложнений, так как в лицо их мало кто знает. Другое дело — лидеры: капитаны, атаманы и бригадиры, такие, как сам Куница или тот же «пес» Бродяга, — на каждого у дяди Колота, то есть императорского советника Гектора, найдется досье. И Кейн, получивший прозвище «Куница» еще ребенком за ловкость, изворотливость и дикую ярость в уличных драках, ценил то, что Гектор не требовал от сына погибшего друга выдавать все известное. Оба понимали, что после такого Кейну не жить. Да и не стал бы он ничего рассказывать, и, выведывая подобное, бывший капитан дворцовой стражи потерял бы доверие подопечного.

«Воры, грабители и убийцы будут всегда и при любой власти, — говорил Гектор. — Такова человеческая природа. Но я хочу, чтобы в Империи каждый преступник, делая выбор, осознанно шел на риск, зная, что наказание рано или поздно его настигнет».

Куница был с ним полностью согласен. Слабая власть развращает не только тех, кто у придворной кормушки, но и обычных людей. Зачем какому-то работяге за пару серебряных монет вкалывать на кого-то неделю от зари до зари, если он может пойти с парочкой крепких ребят на ночную улицу и отобрать столько же у другого работяги? Закон в Империи был суров, но его исполнение ухудшилось с приходом на трон Маджуро Четвертого.

Не в одночасье, но в течение последних лет, когда люди поняли, что могут безнаказанно совершать преступления, началась анархия. Оказалось, что и риска-то большого нет, потому что даже если тебя схватят за руку, всегда можно договориться со стражей, а если дойдет до тюрьмы — то и с судьей. Рыночные торговцы поголовно начали, сначала осторожно, а потом все больше наглея, обвешивать и обсчитывать, лавочники — подсовывать гнилой товар, владельцы питейных заведений разбавлять водой крепленое вино и пиво. Двурогий будто выбрался из бездны и воцарил свой закон. А вскоре в столице стало небезопасно даже днем.

Купцы и торговцы наловчились собирать огромные караваны, в складчину нанимая не меньше сотни охранников, даже простой люд уже не рисковал путешествовать по Империи в одиночку.

А потом объявился Игнат, раздосадованный провалом открытой им бойцовой школы. Вместе с несколькими друзьями, такими же, как он, бывшими гладиаторами, он сколотил банду.

После ведьминого часа, разобравшись с охраной, они проникали к кому-то из богатеев и угрозами вызнавали у разбуженного худшим кошмаром хозяина дома, где спрятаны ценности. Первые успехи опьянили, и бандиты стали не только угрожать, но и претворять свои угрозы в жизнь: насиловали дочерей и жен, резали глотки и наводили ужас на весь город, оставляя после себя выписанные кровью метки — восьмиугольный щит с вписанной в него восьмиугольной звездой.

Награбленное щедро растрачивалось по самым дорогим заведениям столицы, а о кутежах банды пошли легенды. Куражась, Игнат раздавал золото направо и налево, чем приобрел себе репутацию благородного грабителя — защитника бедняков. Но в этом было больше вымысла, чем правды, — Куница знал это не понаслышке. Сам был свидетелем того, как Игнат угощал весь трактир — и это запомнили, а потом не заплатил.

— А деньги? — робко спросил владелец трактира, догнав бандитов у порога.

Игнат помолчал, придавливая тяжелым взглядом обливавшегося потом трактирщика, а затем спросил:

— Что за красавица за стойкой? Твоя дочь?

Тот, судорожно сглотнув и теребя в руках полу фартука, кивнул.

— Как звать?

— Ариадна… — пролепетал трактирщик.