990 000 евро

–  Золотой орден «Во славу Отечества» вручается за высокие достижения в государственной, производственной, научно-исследовательской, социально-культурной, общественной и спортивной деятельности, за заслуги в деле повышения обороноспособности страны, поддержании законности и правопорядка, за воспитание подрастающего поколения, а также за славные дела на благодатной ниве благотворительности, позволившей существенным образом улучшить условия жизни окружающих. Это люди, чья жизнь посвящена истинному служению человечеству в деле благой помощи нуждающимся. Их преданное служение Идеалам Добра – яркий пример для благодарных потомков .

Ганс слушал так внимательно, что мне стало его немного жаль.

– Это ж про тебя все, в точку, – пошутил я, но Ганс неожиданно строго заглянул мне в глаза и серьезным до хрипоты голосом ответил:

– Да, Михась, тут ты прав. Это про меня. Про спорт все верно сказано и про оборону тоже. Мы же, братуха, Родине служим, не то что эти штатские поцики внизу.

Он недобро уставился на «поциков» внизу, а я внимательно посмотрел на него. Ганс не шутил и явно не желал выслушивать шутки насчет своих будущих наград.

Николь полистала проспект, нашла, что искала, и добила Ганса последним абзацем:

...

–  Выпуск юбилейного ордена «Во славу Отечества» первой степени приурочен к беспрецедентному и важнейшему событию в жизни всех кавалеров ордена, всех добрых людей планеты, живущих по законам созидания и милосердия, – торжественному заседанию в Главном зале храма Христа Спасителя, в присутствии национальной элиты и лучших представителей культурной общественности…

Ганс обалдело потряс головой, потом потянулся, расправляя плечи, и наконец мечтательно улыбнулся:

– Это что же, «Любэ» там, что ли, будет? Еще хорошо бы «Виагру» за сиськи подергать. А вот еще «Лесоповал» – это «лучшие представители культурной общественности»?

Мы с Николь, не сговариваясь, утвердительно кивнули:

– Лучшие!

Потом Николь увидела кого-то нужного внизу, в общем зале, и быстро ушла с балкона, а Ганс, дохлебав свой коньяк, неожиданно сочным баритоном затянул «Когда мой бумер подо мной». В общем гомоне его сначала не услышали, но потом он встал во весь рост, пританцовывая, и тогда я стал ловить недоуменные взгляды снизу.

По счастью, танцевать у него не получилось – заныло разбитое колено. Ганс поскучнел, сел на место, кривя физиономию, а потом еще опустил со лба темные очки, поставив, таким образом, жирную точку на всем этом враждебном мире, который окружал его со всех сторон.

Я тоже немного захмелел, но мир вокруг не перестал быть мне интересен. Больше того, я как-то неожиданно остро почувствовал отсутствие рядом Николь и начал высматривать ее внизу, среди темной толпы беспорядочно суетящихся посетителей этого огромного кабака.

Чуткий Ганс уловил мой интерес и, едва повернув стриженую голову, лениво процедил сквозь зубы:

– Вон там твоя лахудра стоит, лясы точит с какой-то бабой… Да левее смотри, за фонтаном, черт слепой…

Я действительно увидел за фонтаном Николь – она была хорошо видна в своем светлом платьице, к тому же фосфоресцирующем в ресторанной подсветке. А вот девушку рядом с ней видно было плохо – в полумраке зала я разглядел лишь осиную талию, темную, короткостриженную головку да сверкающую стразами сумочку на остром голом плече.

Обе девушки оживленно жестикулировали, а потом, крепко взявшись за руки, быстро пошли прочь.

Мне это совсем не понравилось: во-первых, скоро принесут счет, а я не знаю, как правильно обращаться с картой, а во-вторых, Николь не следовало так плотно ручкаться с посторонними бабами – не лесбиянка же она, в самом деле.

Нервничал я недолго: Николь с подругой ввалились к нам на балкон минут через двадцать, похоже, сразу после ритуального напудривания носов в местном туалете.

– Знакомьтесь, мальчики. Это Мила Кузина, светский репортер «Гламурного обозревателя» и телеканала «Модница».

Николь смотрела на нас с Гансом с некоторым напряжением, но мы послушно оба встали – я и сам удивился, как гладко прошло представление сторон.