990 000 евро

– Столичный УБОП ищет беглых солдатиков. А работают менты вместе с военной комендатурой.

Я вытаращил глаза на швейцара, а он уже через опущенное окно спокойно показал взглядом на черный «бумер», припаркованный неподалеку.

Я открыл рот, чтобы задать очевидный вопрос, но швейцар тут же молодцевато отдал мне честь и пошел назад, к парадному входу.

Мы медленно тронулись с места, и я повернулся назад, посмотреть, что там делает «бумер».

– Миш, ты чего дергаешься? – спросила Николь, тоже бросая тревожный взгляд назад.

Я очень не хотел ее разочаровывать и потому просто отмахнулся, но она пересела из середины салона ко мне на заднее сиденье и потребовала:

– Говори. Я видела, швейцар тебе что-то сказал.

Я потянул время, поправляя парик, но потом понуро признал:

– Швейцар сказал, что менты нас ищут. И комендатура.

– Он тебя раскусил?! – взвилась Николь и схватила меня за грудки. – Ты что-то сказал ему, кретин? Как он тебя раскусил?

Я пожал плечами и снова повернулся назад.

Черный «бумер» уже вырулил со стоянки и ехал за нами.

Ганс наконец снял свои идиотские темные очки и тоже посмотрел в заднее стекло:

– «Хвост», что ли? – спросил он так легко и непринужденно, словно всю жизнь только и делал, что уходил от «наружки». Заигрался человек в охранника, уже не унять – только пристрелить.

Николь устала смотреть назад и отвернулась, спрятав лицо в ладонях.

– Бля, столько денег впустую, столько времени! И все из-за вашей тупости! – донеслось до меня.

– А чего случилось-то? – снова обозрел окрестности Ганс.

– Твой приятель прокололся. Менты за нами едут, – сообщила сквозь всхлипы Николь.

– А зачем ментам за нами ездить? – удивился Ганс. – Если б мы им нужны были, они бы нас на выходе повязали.

– Им, наверное, третий нужен, – предположил я, но, увидев непонимающие физиономии, начал объяснять все с начала, с заметки в газете про солдат-насильников.

Николь слушала меня с нарастающим вниманием, даже слезы не вытерла, а потом вдруг спросила:

– А это не вы? По повадкам так точно подпадаете.

– Ты что, женщина, – возмутился Ганс. – Михась же русским языком тебе сказал – то ж танкисты были, из-под Кубинки. А мы стройбат! С Балашихи. Разницу надо понимать!

– Танкисты, стройбат… Члены у всех одинаковые, – огрызнулась Николь, доставая пудреницу.

– Э, не скажи! Вот, к примеру, у нас в Саратове мужики на членах ведра носили, на спор, – с воодушевлением начал было рассказывать Ганс.

– Ага, саратовские мужики настолько суровые, что вытирают задницу наждачной бумагой, – ухмыльнулась сквозь слезы Николь, припудривая носик.

– А саратовская порнуха настолько суровая, что ее запретили в Германии, – добавил я.

– А саратовские влагалища такие суровые, что откусывают гинекологам пальцы, – подхватила Николь.

– А саратовские студенты настолько суровы, что военком сам от них бегает, – рассказал я.

– А саратовские бабки… – начала было Николь, но Ганс привстал с сиденья, показал нам кулачище и рявкнул:

– А я вам сейчас челюсти сломаю! – и мы с Николь заткнулись.

Наш лимузин совершил плавный поворот, выруливая на неожиданно свободный проспект, и Ганс вдруг удивленно заметил:

– А «бумера»-то за нами нету. Отвалился ваш «хвост».

Мы все принялись всматриваться во всполохи огней за бортом, но лично я ничего обнадеживающего там не увидел. Впрочем, с моим зрением это наблюдение ни о чем не говорило, и я с надеждой уставился на Николь – она девчонка глазастая.

– Ну да, – спустя минуту-другую признала Николь. – Нет за нами никакого черного «бумера». «Хонда» едет, зеленая, «мерс» катит, серебристый, еще какая-то хня невнятная пилит, а «бумера» не видно. Гнал твой швейцар, цену себе набивал.

– Ага, ложная тревога, – обрадовался я, но Николь испытующе взглянула мне в глаза:

– А как же он все-таки тебя раскусил, ты объяснить не хочешь? На лбу у тебя вроде никакого стройбатовского клейма не видно.

Я в который раз за эти дни пожал плечами, и тут наш лимузин встал.

– Приехали, – крикнул нам из кабины водитель, и мы все повернули голову на голос.

Ганс показал толстым пальцем на кабину и негромко, но убедительно сказал:

– Вот кто нас сдал. Водилы и швейцары всегда заодно. И тусуются они вместе, пока господа гуляют.

Николь закусила губу и покачала головой:

– Этого водилу я больше года знаю. Это же Семен, человек Марка.

Ганс скривился:

– А мне и босс твой краснорожий тоже сразу не понравился. Липкий такой гнус, обходительный, тьфу.

Николь подняла голову и громко сказала:

– Вы, главное, не забывайте, на чьи деньги сейчас развлекаетесь. Пошли! Шоу маст го он!

– Шо? – удивился Ганс, но тут с обеих сторон распахнулись дверцы лимузина, а за ними показались озабоченные лица.

Мы с Гансом посмотрели друг на друга, одинаково тяжело вздохнули и полезли на выход.

Глава восьмая