99942 [СИ]

Максим понял, что усталость копится в нём, как мелочь в керамической свинке. Духота изводила. Он тоже вытянул ноги и положил между ними "Макаров". Пеликан следил за его движениями, за пистолетом.

– Хороший… ствол… – сказал он. – Если бы я тебя… из такого… тогда… в больнице…

– Если бы да кабы, – тихо произнёс Дюзов, снова наклоняясь к умирающему. – Почему ты устранял людей из списка?

– Какого… списка?…

– Казанцева? Зарицкого? Ты ведь их убил?

– Я… был приказ… слишком много шума… очень не вовремя…

"Не вовремя… время… время…"

Максим поднял пистолет и резко встал.

– Ладно, закругляться пора. Где прячется Булгарин? Где мне его найти? Прямо сейчас.

Он был уверен, что Пеликан не ответит, соврёт или промолчит, но…

– Профессор… на съёмной квартире… одной их трёх…

– Адреса?

Пеликан закрыл глаза и закашлял кровью, его грудь будто не опадала и вздымалась – а продавливалась и распрямлялась от ударов.

А потом он начал говорить:

– Улица Каховка…

***

Максим спустился вниз – два лестничных пролёта, погружённых в красный пульс, и бесконечно длинный коридор, словно отдаляющий от того, что он должен был увидеть на улице. Что не хотел видеть.

Строительные фонари бессильно толкали сгущавшиеся с каждой минутой сумерки, к дороге, к другой темноте, словно младший брат, отпихивающий старшего от любимой игрушки.

Дверь бытовки шаталась на ветру, билась о стоптанный ботинок. Сторож лежал лицом вверх, под свисающей с потолка лампочкой; белый свет наполнял морщины неспокойным воском. В правой щеке чернело пулевое отверстие со спёкшимися краями, кровь впиталась в заплесневелые доски пола, ушла в щели.

Максим поставил ногу на первую ступеньку, но так и не сделал шаг. Развернулся и тяжело опустился на ржавый металл, привалился головой к двери, которую до этого удерживал рукой. Затем покосился на ботинок убитого Пеликаном пенсионера, заметил за ним что-то ещё, повернул голову – это был обрез охотничьего ружья…

"Не послушал, отец… встретил гостя… прости, моя вина".

Он протянул руку и коснулся пыльного мыса ботинка. Вдохнул крепкий чай воздуха: запах ночи и чужой смерти.

"Прости, отец".

Максим достал телефон и набрал номер Следственного управления. "Кто сегодня на ремне? Важник? Пономарёв?" Дежурный был из новеньких: молодой, ленивый голос, ничего не говорящая Дюзову фамилия. Максим заявил о двух трупах, сообщил адрес и дал отбой.

И только потом понял, что звонил со своего мобильного. Утром это станет известно принявшему дело следователю.

"Плевать… будет ли оно, утро?"

По-прежнему сидя на узкой ступеньке, Максим бросил последний взгляд на мёртвого сторожа. На третье "прости" просто не было сил, не хватало смелости: он нуждался в нём больше, чем старик, а, значит, не имел права.

Максим встал и пошёл к машине.

Горели фонари. Вихляла дверь бытовки.

3

Прохлада вечернего города казалась благословением. Максим опустил стёкла всех дверей и жадно глотал свежий воздух.

На гугл-карте в мобильном горела жирная точка – первый адрес из "списка Пеликана". Он снова за рулём Машиного "Ниссана". Мчится на поиски Булгарина.

Первая квартира, на которой, возможно, скрывался Булгарин, ютилась в Черёмушках. Вторая и третья – внутри третьего транспортного кольца, относительно недалеко друг от друга. Логика подсказывала (чуйка молчала), что профессор скрывается на одной из "соседских хат", но сначала следовало проверить ближайший к торговому центру адрес, всё равно по пути.

В телефоне накопилась уйма непринятых вызовов от Маши.

Мимо проехал внедорожник, овчарка, устроившаяся на заднем сидении, проводила Дюзова задумчивым взглядом. Память подкинула один случай, кажется, Важник рассказывал… Про чудика в "охранке", который поехал на вызов – обокрали какие-то дачи. Примчал, значит, овчарку к ручке двери привязал, а сам пошёл разбираться. Разобрался, вернулся, сел в машину и поехал. И только в дороге, услышав скуление пса "за бортом", понял, что забыл отвязать…

Во дворах кипела жизнь, люди возвращались с работы, на площадках резвились дети, вокруг домов акулами рыскали машины, выискивая место для парковки. Дома встречали оконным светом, словно знали лучше людей: эта ночь последняя. Дальше – только темнота, и совсем другая жизнь.

На лавке у подъезда, в обнимку с закупоренной бутылкой вина, сидел полусонный мужик, лицом к клумбе. Максим поднялся под козырёк и начал обзванивать квартиры. На номере "5" динамик домофона рыкнул со злостью:

– Кто?!

– Я в шестую, там домофон не работает, откройте, пожалуйста.

– Им и звони!

Мужик положил бутылку на землю и пнул ногой, та покатилась в поросль анютиных глазок. Максим осмотрелся: может, кто идёт к подъезду, откроет дверь?

За номером "12" прятался дрожащий старческий голос, бабушка говорила неразборчиво, словно не спрашивала, а бессильно жаловалась. А потом панель пискнула, и щёлкнул замок.

– Спасибо, – сказал Максим, хотя связь прервалась с открытием двери, и потянул за ручку.