На сей раз я точно не понял, в чем глупость моего вопроса. Оскорбленные девушки все-таки ретировались вниз по ступенькам, и мы смогли оказаться непосредственно перед входом. Нам надели цветастые браслетики и благословив пустили внутрь. Э. отдала мне свой плащ и извинившись удалилась. Я сдал верхнюю одежду в гардероб и, не теряя времени, направился к бару. Когда суетливый бармен наконец обратил свое внимание на меня, Э. успела вернуться. На вопрос что она будет пить, она индифферентно ответила, то же что и я. Я заказал два мартини. Э. взяла свой бокал, немного пригубила и сразу же одну за одной съела сразу все оливки. Она держала свой напиток в руках и осматривалась по сторонам. Клуб располагался в небольшом двухэтажном здании и считался у публики в городе довольно изощренным местом. Публика была молодая, с модными прическами и нарядами. Однако, лоск успешности перемешивался в них с нигилизмом отречения и молодости. Потому вместе с пиджаками, которые обошлись бы мне в месячную зарплату, здесь соседствовали дырявые кеды. А дорогие телефоны держали пальцы с грязью под ногтями. Поэтому мы вдвоем помятые и растрепанные не выглядели в этом окружении как инородный элемент. Единственное, что нас отличало в клубе это улыбка на лице. Не сразу, но Э. обратило мое внимание, что там никто не улыбался. Ни персонал, ни диджей, ни даже посетители, что пришли небольшими дружескими компаниями. Некий негласный кодекс тотальный серьезности распространялся по залу. Э. даже пару раз тянула меня за руку по кругу через весь зал, чтобы найти хоть один намек на полуулыбку, но каждый раз мы видели одни и те же стильно опущенные уголки рта. Музыка, как и положено в таких заведениях, была запредельно громкой, поэтому что она пыталась прокричать мне на ухо я разобрать никак не мог. Нам приходилось обходиться лишь многозначительными переглядываниями. Осмотрев каждый уголок и убедившись, что такое положение вещей здесь неизменно, Э. сделала последний глоток мартини и вручила мне свой бокал. Затем стянула через голову свой свитер и повязала его у себя на бедрах, оставшись в черной майке. Она глазами позвала меня на танцпол. Но мне пришлось отказаться. Я еле держался на ногах от усталости, и простые шаги давались мне с трудом, не говоря уже о танце. Я остался стоять с двумя пустыми бокалами прислонившись к стене. Э. отошла от меня на пару шагов и стала ловить такт музыки. Но не той, что разухабисто звучала вокруг. У нее была своя мелодия. Движения ее были плавнее, чем было принято там. Пока остальные девушки рядом двигались ритмично и отлаженно, Э. танцевала медленнее, размереннее. Она не закрывала глаза под мощью низкочастотного бита, а слегка прикрывала их при легком повороте туловища. Пальцами взъерошивала свои и так растрепанное дождем и ветром волосы. Неожиданно замирала и наоборот не останавливалась, когда пульс трека замедлялся и переходил в следующую композицию. Со стороны казалось, что время вокруг нее течет по-другому, чем во всем остальном зале.
Не могу сказать точно, сколько времени она провела в танце из-за такого визуально-временного диссонанса. На лбу выступили капельки пота, и подмышками появились темные полукруги. Э. перестала танцевать и подошла ко мне, попросила воды. Я сбегал до бара, она с жадностью выпила сразу половину маленькой бутылочки. Немного отдышалась и сказала, что можем идти. Я с радостью принял это известие. Мы забрали вещи из гардероба, спустились по лестнице и вновь оказались на свежем воздухе.
Было видно, что Э. оставила в клубе последние силы. Она шла медленно, голова была опущена, пряди волос безжизненно свисали. Отвечала она еле слышно. Я предложил взять такси, но Э. отказалась: «Сейчас, совсем скоро будет рассвет, я хочу на него посмотреть». И вот уже который раз за те сутки мы вновь побрели дальше.
Из дверей со всех сторон вываливались люди. Молодые люди с красивыми серьезными лицами курили, держа тонкие длинные сигареты такими же пальцами, девицы с потекшей тушью отчаянно кому-то писали, пьяные мужские компашки, придерживая на плечах того, кто в центре, вразнобой решали, что делать дальше, парочки отчаянно целуясь ждали машину, которая доставит их прямиком к кровати, попрошайки, что просадили последнюю наличность и теперь собирали по монетке на билет до дома, некоторые просто незатейливо блевали, отойдя ради приличия на пару метров в сторонку. Мы лавировали между ними, словно между рифами. Э. уже не разглядывала окружение. Как с утра того дня она лишь смотрела себе под ноги, теперь лишь немного пошатываясь. Никто из нас не говорил, мы лишь шли. Также ненамеренно и незаметно как мы проникли в центр ночной жизни вместе с глубокой ночью, точно также вместе с ней мы и вышли из него.