9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Как только отголоски гула остались совершенно точно позади и никакое эхо, отраженное от плоских подневольных бетонных стен, уже не могло до нас добраться, первые робкие лучи нового света стали попадать на сетчатку. Словно смущаясь громких звуков и резких движений, новый день поджидал нас в самом тихом и укромном переулке. Мы брели устало, наблюдая как постепенно множится количество деталей вокруг нас, как теплое дружелюбное зарево бесконечных рядов недосягаемых ламп уступает место непреклонному диктату холодного отрезвляющего света молодого дня. Я не никогда не любил рассветы, по мне так закаты выглядят куда лучше. Они лишь свидетельствуют о том, что ты что-то не успел. Что надо все начинать сначала. Ночь куда гуманнее в этом плане, пусть и со лживой натурой.

Но Э. ждала именно рассвет. В утренних лучах она выглядела особенно чарующе, каждая ее черта была заточена именно на это время. Ее острые скулы, ее фигура, которая вырисовывалась за плащом, скрепленная поясом на пояснице, ее мягкий глубокий взгляд, преисполненный печали. Мягкий свет ложился на ее ресницы, обволакивал ее, придавая ее внутренней аристократичности визуальное наружное подтверждение. Я не мог произнести не слова. Она не хотела.

Улицы петляли и мы вместе с ними. Начали проскакивать знакомые пейзажи, мы неумолимо возвращались откуда начали свой пусть. Мы закольцевали этот изматывающий маршрут. Город, как и почти двадцать четыре часа назад, медленно и неохотно просыпался. Дворники в пошло ярких униформах сметали своенравно опавшие листья, жители города по необходимости и поодиночке выползали из домов и отправлялись по своим делам. Они искоса поглядывали на нас, потому что мы со стороны, наверняка представляли довольно жалкое зрелище. Помятые, усталые, бредущие куда-то, с совершенно мертвыми лицами.

Так мы наконец добрели до моего дома. Э. продолжала идти по инерции, мне пришлось поймать ее за руку, это неожиданно резкое действие вывело ее из коматозного состояния.

– Вот тут я живу, – сказал я.

– Хорошо место. Теперь сможешь наконец-то лечь спать. Бесконечно долгий день, но мне очень понравился. Спасибо тебе за прогулку, было здорово.

– Может зайдешь, у меня есть диванчик, небольшой, но уютный. Сможешь отдохнуть. И одеяло даже есть.

– Спасибо, очень трогательное предложение. Но, боюсь, я вынуждена отказаться.

– Почему? Сможешь выспаться, потом пойдешь куда нужно.

Э. погладила меня за плечо.

– Ты же все понимаешь, но все равно задаешь глупые вопросы. Прошу тебя, иди домой, выспись и оставь этот день в прошлом. Мне, конечно, не стоило идти с тобой пить кофе, не стоило, но все равно, спасибо тебе за этот день.

Э. поцеловала меня в щеку и улыбнулась. Неестественно и натужно. Она повернулась и пошла дальше. Я смотрел как она постепенно отдаляется. И прекрасно понимал, что мне действительно лучше пойти домой. Но я сорвался с места и догнал ее перед светофором. Она взглянула на меня с нескрываемым сожалением. И лишь тихо произнесла вслух: «Очень глупо…».

Ее бредущая и выхолощенная походка приобрела маниакальную уверенность. С каждым ее шагом во мне росла подавляющая мощь беспомощности. Я смотрел на нее. Но видел лишь всю ту же умиротворенную полуулыбку. Я не знаю, можно было бы что-то сказать, и если да, то что. Отчаянно и хаотично перебирал варианты в слабо соображающей голове, которые вываливались изо рта клишированными обрывками. На которые Э. не реагировали совсем, на другие – лишь жалостливо оголяла зубы. Мы неумолимо дошли до моста. Э. с мольбой взглянула на меня и снова попросила меня не идти за ней. Я судорожно схватил ее за локоть, она резко одернула руку.

– Я не выношу долгих прощаний и объяснений. Не стоит. Я же тебе говорила, что бороться стоит только тогда, когда ты можешь что-то изменить. Но когда не можешь – остается только примириться, – выдержав паузу, она добавила. – Но раз уж ты здесь, угости меня, пожалуйста, сигаретой.

Я достал пачку, вытащил последнюю. Она подожгла сигарету, взяв из моих рук зажигалку. Я стоял напротив нее в немом бессилии и пытался поймать ее взгляд. Она же смотрела сквозь меня.

Э. сделала три затяжки, закашлялась и отбросила сигарету в сторону.

– Завяжи с ними, жуткая дрянь, – с этими словами Э. повернулась и решительно пошла на мост.

Я слепо пошел следом за ней. Оглянувшись, Э. ускорила шаг. Дойдя ровно до середины, она остановилась и положила руки на ограждение. Где-то вдалеке раздался гудок паровоза. Я находился в шагах десяти от нее, когда она обернулась ко мне все с той же чертовой полуулыбкой и медленно отрицательно покачала головой.