9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Это прозвучало исключительно мерзко. Всё, что олицетворяет самое низменное в маленьком человеке, получившем большую власть, визуализировалось. Мне не хотелось ему перечить, так как я прекрасно понимал, что этот спор мне не выиграть. Особенно на чужой территории. Но девушку просто перекосило от его слов.

– И это произносит служитель закона? – процедила она сквозь зубы. – Не вам судить о моих мозгах.

Он перевел властный взгляд на нее и хищно улыбнулся. В объеме она была раза в три меньше него.

– Деточка, еще успеешь одуматься. Через пару лет найдешь нормального мужика, родишь детей и перестанешь заниматься подобной херней.

– Во-первых, я вам не деточка. А во-вторых, я сама решу, чем мне заниматься через пару лет. Вы не имеете права, что-либо мне предъявлять.

– Да что ты? Участие в незаконной манифестации, подрывная деятельность, сопротивление аресту, нападение на полицейского. Если бы захотел, я мог бы закрыть тебя насколько мне захочется. Но я сегодня добрый, так что скажи: «Спасибо» и давай отсюда, и чтобы больше я тебя не видел.

– Мне не за что вас благодарить. Я не совершала ничего незаконного. Волеизъявление – это право, предоставляемое конституцией, – повторное «деточка» выбесило ее окончательно. С разогревающимся внутри недовольством голос ее становился громче. – То, что мне, как и миллионам других не нравится, что творится в этой стране не является преступлением! И мы хотим смело об этом заявлять. И мы имеем на это полное право! Вы защищаете преступное порочное правительство и выступаете против своего же народа! Эти люди хотят справедливости, а вы лишь прикрываете свои откормленные места.

Полицейский слушал ее с мерзковатой ухмылкой, закусив нижнюю улыбку. Вероятно, лицезрение молодой распалившейся девушки, практически кричащей ему в лицо все истины гуманизма, вызывало у него извращенное сексуальное наслаждение. Осознание собственной потенциальной власти над юным телом с пламенной душой – вполне обыденный признак как физического, так и ментального садизма. Он бы с радостью остался с ней в этом кабинете на всю ночь, запершись изнутри, но, к его несчастью, там же находилось еще два человека. Второй полицейский со слишком глубокими морщинами для его возраста и чина на уставшем сосредоточенном лице дернул товарища за рукав, и глазами подал сигнал, что уже достаточно. Первый нехотя выбрался из своего состояния услаждающего эго созерцания и обратился ко мне: «Так, ладно, забирай свою подружку, иначе она тут и останется». Я молча подошел к ней и попытался взять ее за руку. Она ее одернула и взглянула на меня через плечо с тем же градусом ненависти, которого удостаивались все люди в форме в этот день. Она продолжала выплескивать правомерное негодование на повышенных тонах. «Или через пять секунд ее тут не будет, или она уже останется на пять лет», – снова обратился ко мне полицейский и по угрожающему тону было понятно, что говорит он вполне серьезно. Мне пришлось силой вытащить ее в коридор. Там она меня оскорбленно оттолкнула, но хотя бы замолкла. Под пристальным взглядом полицейских она направилась к выходу, я пошел следом. Когда мы проходили через общую камеру, уже выходила еще пара человек для такой же процедуры в кабинете. Вид нас двоих, свободно идущих по коридору на выход, вызвал у все еще находящихся там кроткие, но облегченные улыбки.

Мы вышли на улицу. Хотя того очаровательного вечернего воздуха уже не было, но я все равно с большим удовольствием вдохнул полной грудью. Довольно долго мы находились внутри, уже наступила ночь. На небе показалась парочка самых ярких звезд – все на что можно рассчитывать в городе. На улице перед входом уже собрались люди с озабоченными лицами. В основном родственники, но было и несколько репортеров. Девушка, отмахнувшись прошла мимо всех них, проигнорировав все их вопросы, отошла на несколько метров на безопасное расстояние, остановилась, и достала сигареты из своего кителя. Тогда они обратились все наперебой ко мне идущего следом: видел ли я кого-то, как там вообще обстановка, когда их отпустят. Я ограничился фразой, что: «Все в порядке, сказали, что скоро тех, кто внутри, должны отпустить. Больше ничего не могу сказать».

Миновав собравшихся, я увидел, что на том месте, где был припаркован до этого наш транспортный грузовичок, теперь стояла еще парочка, таких же серых и угрюмых. Свет внутри был погашен, но в под уличными фонарей все равно было заметно, что внутри полно народа. Видимо, это и были те, кого стоило благодарить, за возможность выйти в тот же вечер. С неприятным тянущим чувством внутри живота и опустив голову, я прошел мимо машин. Я чувствовал вину, когда проходил мимо окошек с решетками, хотя объективно не был причастен к их будущему. Слепой случай решил, кто отправится на гильотину, а кого освободят. Но радость освобожденных при таком раскладе никак не может быть абсолютной.