9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Передо провели тихо всхлипывающую женщину, двух непривычно молчаливых студентов, парня с застывшими потеками крови, все также невозмутимого старика. Все шли, обреченно потупив глаза, заходили в камеру и вставали кто как придется. Последней привели девушку со взъерошенными волосами. Она, в отличие от остальных, постоянно одергивала плечо от порывавшейся ее контролировать руки. Полицейский не особенно обращал внимание на ее дерзость. Хотя, если бы захотел, имел полное право применить силу. Видно, что он также, как и все остальные, находившиеся по другую сторону баррикад, жутко устал и просто механически исполнял свои обязанности. Гримаса на лице девушки была сложносочиненной смесью ненависти, отвращения и насмешливости. Ее завели в камеру последней, тем самым заполнив последний физически доступный участок пола. Сопровождавшие нас полицейские прошли дальше по коридору, оставляя всех в камере в безвестности. Сколько нас тут могут продержать никто понятия не имел. По обрывкам разговоров выяснилось, что предыдущие доставленные сидели до нас уже больше полутора-двух часов. Так что, ожидающие люди в камере занимали себя кто чем мог. Кто-то пытался завести новые знакомства, кто-то просто сдерживал рвотные порывы.

Девушка сосредоточенно прислушивалась к разговорам, пытаясь понять если среди этой человеческой массы ее знакомые, пару раз в надежде обернулась на чьи-то голоса у задней стенки. Потом поняла, что, как и в автобусе, тут никто не был ей знаком и близок и принялась задумчиво рассматривать лампочки. Я занимался тем же самым.

Время шло. В конце коридора за дверью слышались разговоры на повышенных тонах. Но никто не выходил и ничего нам не сообщал. Народ выказывал возмущение, но тут взаперти он мог это делать сколько угодно. Рядом с камерой сидел одинокий полицейский. Молодой тощий с короткой профессиональной прической «ёжиком». Он практически лежал на стуле в помявшейся за долгий день форме и лениво тыкал пальцем в свой телефон. На все доносившиеся просьбы, будь то необходимость выйти в туалет, головокружение или позвонить, он заученно отвечал: «Не положено!», не отрывая взгляда от своего телефона. Мимо то и дело проходили и другие сотрудники, но все они старательно делали вид, что камера была абсолютно пуста.

Как только дверь открылась, молодой полицейский комично вскочил со стула. Вышел его коллега с очень недовольным лицом. Он подошел оглядел камеру и громко сказал: «Так сейчас проходим по двое в кабинет. Там запишем ваши данные и отпустим». Народ облегченно выдохнул. На все повторенные еще раз просьбы появившийся полицейских лишь посоветовал терпеливо ждать своей очереди. Люди в предвкушении маячившей свободы, согласились на такие условия.

Первыми взяли девушку с взъерошенными волосами и меня, так как мы стояли у самого выхода. Нас провели на десять шагов дальше по уже до боли надоевшему коридору и завели в небольшую комнату. Внутри были расставлены самые обычные бюрократическо-офисные атрибуты. Пара обыденных письменных столов с ничем не примечательными компьютерами, несколько стандартных платяных шкафов, безликие стулья и самый скучный в мире сейф с документами. Из необычного было только, пожалуй, два офицера полиции. На первый взгляд они выглядели как братья-близнецы. Довольно упитанные в отличие от своих уличных собратьев, короткие поредевшие светлые волосы, гладко выбритые округлые щеки, тонкие, незаметные на общем круглом полотне, губы, маленькие светлые глазки. Они сидели каждый за своим столом и смотрели уставшим непроницаемым взглядом. Мы сели каждый напротив своего. Посыпались один за одним официальные вопросы допроса: кто такой, кем работаешь, где живешь, привлекались ли ранее. На односложные вопросы мы давали такие же односложные ответы. Полицейские медлительно вбивали информацию в базу. На вопрос, что меня заставило прийти на манифестацию, я честно ответил, что проходил мимо и забрел дальше чисто из любопытства. Он удостоил меня насмешливым взглядом и комментарием: «Ну разумеется, как и все остальные, чисто из любопытства». Ответ девушки казался куда правдивее. Она начала говорить про гражданские свободы, про грубые нарушения конституции, про свободу волеизъявления. И продолжала бы говорить, пока полицейский не прервал: «Я Вас понял. хорошо». Она было хотела вступить в дискуссию, но служащий безучастно поспешил с ней во всем согласиться и продолжил задавать свои вопросы.

Мы закончили давать свои интервью практически одновременно. Потом каждого из нас сфотографировали, чтобы прикрепить наши юные лица к делу и сняли отпечатки пальцев. В конце всех необходимых процедур, пухлый следователь, который записывал мои ответы, наклонился к нам со злобной улыбкой.

– Вам очень повезло, что вас взяли слишком рано. Сейчас привезут уродов похуже и вот они уже не отвертятся. К большому сожалению, у нас камеры не резиновые, а то я бы всех вас дебилов попересажал. Тогда может мозги стали на место.