А. А. Дельвиг. Сочинения

Редкое Зевса творение, чудная дева, которой

Зависть не смела коснуться и злоба, зажмурясь, бежала.

Сами пастушки с ней не равнялись и ей уступали

Первое место с прекраснейшим юношей в плясках вечерних.

Но хариты-богини живут с красотой неразлучно -

И Амарилла всегда отклонялась от чести излишней.

Скромность взамен предпочтенья любовь ото всех получала.

Старцы от радости плакали, ею любуясь, покорно

Юноши ждали, кого Амарилла сердцем заметит?

Кто из прекрасных, младых пастухов назовется счастливцем?

Выбор упал не на них! Клянуся богом Эротом,

Юноша, к нам приходивший из города, нежный Мелетий,

Сладкоречивый, как Эрмий, был Фебу красою подобен,

Голосом Пана искусней! Его полюбила пастушка.

Мы не роптали! мы не винили ее! мы в забвеньи

Даже думали, глядя на них: "Вот Арей и Киприда

Ходят по нашим полям и холмам; он в шлеме блестящем,

В мантии пурпурной, длинной, небрежно спустившейся сзади,

Сжатой камнем драгим на плече белоснежном. Она же

В легкой одежде пастушки простой, но не кровь, а бессмертье,

Видно, не менее в ней протекает по членам нетленным"

Кто ж бы дерзнул и помыслить из нас, что душой он коварен,

Что в городах и образ прекрасный и клятвы преступны.

Я был младенцем тогда. Бывало, обнявши руками

Белые, нежные ноги Мелетия, смирно сижу я,

Слушая клятвы его Амарилле, ужасные клятвы

Всеми богами: любить Амариллу одну и с нею

Жить неразлучно у наших ручьев и на наших долинах.

Клятвам свидетелем я был; Эротовым сладостным тайнам

Гамадриады присутственны были. Но что ж? и весны он

С нею не прожил, ушел невозвратно! Сердце простое

Черной измены постичь не умело. Его Амарилла

День, и другой, и третий ждет – все напрасно! О всем ей

Грустные мысли приходят, кроме измены: не вепрь ли,

Как Адониса его растерзал; не ранен ли в споре

Он за игру, всех ловче тяжелые круги метая?

"В городе, слышала я, обитают болезни! он болен!"

Утром четвертым вскричала она, обливаясь слезами:

"В город к нему побежим, мой младенец!"

И сильно схватила

Руку мою и рванула, и с ней мы как вихрь побежали.

Я не успел, мне казалось, дохнуть, и уж город пред нами

Каменный, многообразный, с садами, столпами открылся:

Так облака перед завтрешней бурей на небе вечернем

Разные виды с отливами красок чудесных приемлют.

Дива такого я и не видывал! Но удивленью

Было не время. Мы в город вбежали, и громкое пенье

Нас поразило – мы стали. Видим: толпой перед нами

Стройные жены проходят в белых как снег покрывалах.

Зеркало, чаши златые, ларцы из кости слоновой

Женщины чинно за ними несут. А младые рабыни

Резвые, громкоголосые, с персей по пояс нагие,

Около блещут очами лукавыми в пляске веселой,

Скачут, кто с бубном, кто с тирсом, одна ж головою кудрявой

Длинную вазу несет и под песню тарелками плещет.

Ах, путешественник добрый, что нам рабыни сказали!

Стройные жены вели из купальни младую супругу

Злого Мелетия. – Сгибли желанья, исчезли надежды!

Долго в толпу Амарилла смотрела и вдруг, зашатавшись,

Пала. Холод в руках и ногах и грудь без дыханья!

Слабый ребенок, не знал я, что делать. От мысли ужасной

(Страшной и ныне воспомнить), что более нет Амариллы, -

Я не плакал, а чувствовал: слезы, сгустившися в камень,

Жали внутри мне глаза и горячую голову гнули.

Но еще жизнь в Амарилле, к несчастью ее, пламенела:

Грудь у нее поднялась и забилась, лицо загорелось

Темным румянцем, глаза, на меня проглянув, помутились.

Вот и вскочила, вот побежала из города, будто

Гнали ее эвмениды, суровые девы Айдеса!

Был ли, младенец, я в силах догнать злополучную деву!

Нет… Я нашел уж ее в сей роще, за этой рекою,

Где искони возвышается жертвенник богу Эроту,

Где для священных венков и цветник разведен благовонный

(Встарь, четою счастливой!) и где ты не раз, Амарилла,

С верою сердца невинного, клятвам преступным внимала.

Зевс милосердый! с визгом каким и с какою улыбкой

В роще сей песню она выводила! сколько с корнями

Разных цветов в цветнике нарвала и как быстро плела их!

Скоро странный наряд изготовила. Целые ветви,

Розами пышно облитые, словно роги торчали

Дико из вязей венка многоцветного, чуднобольшого;

Плющ же широкий цепями с венка по плечам и по персям

Длинный спадал и, шумя, по земле волочился за нею.

Так разодетая, важно, с поступью Иры-богини,

К хижинам нашим пошла Амарилла. Приходит, и что же?

Мать и отец ее не узнали; запела, и в старых

Трепетом новым забились сердца, предвещателем горя.

Смолкла – и в хижину с хохотом диким вбежала, и с видом

Грустным стала просить удивленную матерь: "Родная,

Пой, если любишь ты дочь, и пляши: я счастл_и_ва, счастл_и_ва!"

Мать и отец, не поняв, но услышав ее, зарыдали.

"Разве была ты когда несчастлива, дитя дорогое?" -

Дряхлая мать, с напряжением слезы уняв, вопросила.

"Друг мой здоров! Я невеста! Из города пышного выйдут

Стройные жены, резвые девы навстречу невесте!

Там, где он молвил впервые люблю Амарилле-пастушке,

Там из-под тени заветного древа, счастливица, вскрикну:

Здесь я, здесь я! Вы, стройные жены, вы резвые девы!

Пойте: Гимен, Гименей! – и ведите невесту в купальню.

Что ж не поете вы, что ж вы не пляшете! Пойте, пляшите!"

Скорбные старцы, глядя на дочь, без движенья сидели,