A&B

— А третьи… — ответил он с задержкой, потому как не сразу понял, о чем его спрашивают. — Третьи: Двуименные — Альфы-легенды. Что-то вроде чудовищ из страшных сказок. Альфы пугают ими своих непослушных детей и по большей части не верят в их существование. А те, кто верит, приравнивают их к всемогущим непобедимым богам. Еще их называют Тридцать третьи. Считается, что таких уникальных Альф по всему Земному шару 33 штуки. Их мутации позволили им сильно выделиться на фоне остальных и выживать многими поколениями. Мало того, что их мутации настолько редкие и особенные, что граничат уже с фантастикой, так еще и ген, отвечающий за них, носит доминантный характер. То есть с большой вероятностью передается и проявляется у потомства. Именные Альфы обычно носят рецессивный мутированный ген, потому он не часто проявляется у их детей. Обычно ни одна семья не держится на «олимпе» Альф более пяти поколений по тем или иным причинам. Их либо истребляют, либо они сами переходят в стан Бет, так как просто не обладают больше силой. Тридцать третьи носят два имени. Первое — то, что дано им от их семьи. Похоже на легендарную фамилию. Произнесешь такую, и каждый Альфа поймет, о ком идет речь. А второе — то имя, которое конкретно этот Тридцать Третий успел себе заслужить.

— И что? Они вправду существуют?

— К сожалению, да. Они реальны.

— И что же это за мутации такие редкие и особенные?

К скамейке понемногу начали подтягиваться голуби. С осторожностью и опаской по очереди они подходили все ближе и ближе в надежде получить хоть немного еды. Хиро безучастно наблюдал за их суетой у себя под ногами.

— Например, полное отсутствие чувства боли.

— Это невозможно. — Он повернулся к Себу, но тот не обратил на это никакого внимания. Отчаявшись увидеть голубое небо, он, полностью проигнорировав Араки, закрыл глаза. По телу расползалась неприятная дрожь, словно волнами, постепенно усиливалась слабость во всем теле. Возвращалась температура.

Хищники. Травоядные. Мир животных. Все это просто не укладывалось в голове Хиро. Как можно сравнивать людей и зверей, но разве он сам не видит в Себастьяне змея? И кем тогда он сам является? В ту секунду его мучило множество вопросов, эти в том числе, но сильнее всего его волновало то, что сказала ему Аня незадолго до прощания. Он не хотел в это верить. Не хотел, но даже небольшая вероятность того, что это правда, заставляла его смотреть другими глазами на белобрысого. «Возможно, все именно так. Может быть, я действительно для него лишь интересный предмет для изучения». Но разум его отчаянно этому сопротивлялся, оживляя в голове те моменты и факты, что могли опровергнуть ее высказывание. Благо нашлось их немало. Множество поступков, включая спасение его жизни, походы в больницу и на похороны, доказывали как раз то, что ему было не все равно. Но, несмотря на все эти доводы, так легко отделаться от этих мыслей он не мог.

— Скажи, тебе доставляет удовольствие делать больно другим людям? Играть с их чувствами как захочется?

— К чему такие вопросы? — Он лениво повернул запрокинутую голову в его сторону, и лишь на секунду приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на него.

— Почему ты так с ней поступил?

— А ты не понял?

— Нет.

— И ты думаешь, что сделал я это удовольствия ради? — Теперь пара ярко-бирюзовых глаз смотрела в упор на него. Под таким взглядом ему было неуютно, но он не отвел глаз и в ответ упрямо сверлил его своим сердитым взглядом.

— Да. Другой причины я не вижу.

— Еще скажи, что действительно считаешь себя моей игрушкой?

— Да.

— Одного не понимаю, почему только у всех складывается обо мне такое мнение? Ни ты, ни она для меня не игрушки. Мне самому противно от того, что я ей наговорил.

— Тогда зачем?! — Он сам удивился, насколько ему полегчало после того, как он это услышал. Словно камень с души свалился, хотя и вопросов теперь у него образовалось намного больше, чем было до этого.

— Не скажи я ей это — не сказал бы никто. Бабушка слишком ее любит. А это может ей выйти боком. Мир жесток. Именно поэтому останавливаться в нем нельзя ни на секунду. Все время нужно куда-то бежать — совершенствоваться, развиваться. Стоит остановиться всего на миг, подумать, что якобы расти больше некуда, что этого достаточно, тебя тут же обгонят. В мире Альф цена такой ошибке — жизнь. Пусть лучше сейчас поплачет, но в следующий раз не ошибется. — Он вернул голову в первоначальное положение и несколько секунд, молча, всматривался в проплывающие облака. Араки пытался осмыслить все то, что Себ ему сказал, потому не произносил ни звука. Спустя некоторое время, словно и не было этой паузы, белобрысый продолжил. — Она сказала это сгоряча. На самом деле она и сама так не считает. В ней всего лишь взыграла зависть, и сейчас ей очень за это стыдно. Дня через два, если не раньше, она прибежит извиняться.

— Зависть? Но чему завидовать-то?