…а бес в ребро!

– Если я увижу себя голым перед зеркалом, я захочу не похудеть, а застрелиться… Когда дети за столом, они всегда половинят мою порцию. Я их сам об этом просил и настаивал, хотя понимал, что поступаю глупо: ведь потом я доедаю вторую половину на кухне. Я всю жизнь веду себя, как желторотый пацан: знаю, что делаю глупость за глупостью, и продолжаю их делать.

– В чем это выражается? – спросил Аркадий.

– Мне было уже за пятьдесят, жене тридцать, теща была на три года меня младше. Жена скоропостижно скончалась. Через год после смерти жены я женился на теще, она родила мне то ли сына, то ли внука. До сих пор разбираюсь.

– А помнишь нашу коммуналку? – спросила Светлана.

– Конечно. Шесть соседей, восемь комнат, один туалет.

– А ванна у вас была? – спросил усатый однокурсник Светланы, сидящий рядом с Аркадием.

– Да. Но ее использовали для стирки. Существовала запись на очередь: кто, когда… Следила за этим генералиссимус нашей коммуналки…

Светлана повернулась к Матвею:

– Слушай, я уже забыла, как ее звали?

– Сейчас вспомню. У нее была гинекологическая фамилия… О, вспомнил: Кесарева!.. Она следила за порядком, у нее ни дверь, ни рот не закрывались… В квартире жили четырнадцать взрослых, восемь детей и три кошки. Так вот, и взрослые, и дети, и кошки ее боялись…

– Как быстро и незаметно промчалось мое детство! – грустно произнесла Светлана.

Аркадий подытожил:

– Детство уходит по-английски, не прощаясь…

– Ты счастлив? – вдруг спросила она его.

– Я живу с любимой женой, а она с любимым мужем. И еще я по-прежнему занимаюсь любимым делом, преподаю физику: по-моему, всё это – главное, что нужно для счастья.

– Ты прав – это и есть счастье.

– А сколько вам лет? – поинтересовался сокурсник Светланы.

Аркадий улыбнулся:

– Как говорил мой кумир Лев Давыдович Ландау, нахожусь в самом лучшем возрасте – дурь уже прошла, а маразм еще не наступил.

– А у меня уже легкая потеря памяти, – признался Матвей.

– Эту болезнь лечат коньяком, – успокоил его Аркадий.

– Мне нравится, замечательная болезнь! – воскликнул усатый сосед. – Где ею можно заразиться?

– Ее нужно заслужить!

– Увы, это лекарство уже не для меня, – произнес Матвей, – я стал пьянеть от таблетки валерьянки.

– Где ты сейчас обитаешь? – спросила Светлана. – С тех пор, как я в Израиле, прошло много лет. Когда я уезжала, ты служил в областном театре.

– Да, было, было… Но потом я придумал свой театр, театр был самодеятельным, затем стал государственным, я получил звание заслуженного деятеля искусств, половина актрис были моими любовницами, одной из них я по рассеянности заделал ребенка и ушел от второй жены к молодой мамаше…

Оркестр заиграл «Школьный вальс». Усач вскочил, щелкнул каблуками и протянул Светлане руку:

– Это мой любимый вальс!

– И мой! – ответила она, поднялась, положила руку на его ладонь, затем повернулась к Аркадию и вполголоса произнесла: – Береги свое счастье. Береги! – И закружилась в вальсе.

А Матвей продолжил рассказывать:

– …Ей сейчас сорок лет.

– А тебе, по-моему, под шестьдесят?

– Увы! Уже не под, а над.

– Молодец! Наша мудрая бабушка говорила: мужик – это единственное животное, которое даже во взрослом возрасте не удается отлучить от груди.

– Она неправа: меня мой возраст уже от всего отлучил, не только от груди.

Матвей наклонился к своему собеседнику и вполголоса сообщил:

– Этот вальс заказал я: он посвящается моей последней эрекции.

Аркадий рассмеялся, хотел ответить, но не успел, раздался крик:

– Помогите!.. Ей плохо!.. Нужен врач!.. Помогите!..

Это кричал усач-сокурсник Светланы, держа ее на руках. Она была без сознания. Оркестр прекратил играть. Два официанта помогли донести Светлану до стола, который они освободили от посуды, и уложили ее там. Подбежала женщина-медсестра, одна из посетительниц, прослушала пульс, потом сердце и скомандовала:

– Вызывайте скорую!

– Уже вызвали, – сообщил один из официантов. – Что с ней?..

– Остановка сердца.

– Что надо делать?

– Боюсь, что-то делать, увы, уже поздно.

– Я вам не верю!

Это выкрикнул подбежавший Марк.

Он склонился над Светланой и стал вдувать ей в рот воздух, периодически давил на грудную клетку, при этом обцеловывал и приговаривал:

– Света!.. Светик!.. Светонька!.. Пожалуйста, очнись!.. Не оставляй меня!.. Не оставляй!.. Я не смогу без тебя!.. Ну, пожалуйста, вдохни воздух, вдохни!.. Вернись ко мне!.. Вернись!.. Я люблю тебя!.. Люблю!.. Люблю!.. Люблю!..

И вдруг произошло то, о чем он молил.

Светлана резко вдохнула воздух, чуть приоткрыла глаза, увидела Марка и шепотом произнесла:

– Не переживай, это я умерла для прошлой жизни… Начну жить заново… С тобой… – И снова ее глаза закрылись.

В зал вбежали врач скорой помощи и фельдшер со сложенными носилками.

Медсестра что-то быстро рассказала врачу. Он скомандовал фельдшеру:

– В карету!

Фельдшер раскрыл сложенные носилки, на них он и Марк уложили Светлану и повезли. Увидев, что за ними бросились Аркадий, Матвей и еще несколько гостей, врач предупредил:

– Больше одного сопровождающего в карету нельзя.

– Еду я! – предупредил Марк.