…а бес в ребро!

– Наоборот: я хорошо не знаю идиш. Но еще лучше я не знаю иврит. Поэтому я и с израильтянами говорю по-русски. До сих пор на всех моих лекциях меня синхронно переводят… Пойдем, я покажу тебе свой новый письменный стол.

Они поднялись в кабинет, заставленный книжными шкафами. Между ними, на стенах, висели несколько картин. У окна располагался большой письменный стол с гнутыми ножками и вензелями. Рядом, прислоненная к одному из шкафов, стояла картина в резной раме. На ней была изображена полнеющая женщина в туго облегающем купальнике, выходящая из воды.

– Ты купил новую картину?

– Это подарок Вайцмана.

– Какого Вайцмана?

– А, ты же ничего не знаешь. Это Слава Макарченко.

– Его я знаю. Хороший художник.

– Хороший. Но две его выставки прошли неудачно, ни одну картину не купили. Он был очень расстроен. Тогда я предложил ему поменять фамилию, как это принято у евреев, если дела не клеятся. Он послушался и на всех новых картинах подписался Вайцманом.

– Почему Вайцманом? Кто это?

– Фамилия бабушки его жены, она была преуспевающей портнихой.

– И что было дальше?

– Выставка, успех. Четыре картины купили японцы, а три – англичане, и знаешь для кого? В королевскую коллекцию!.. Вот, он в благодарность за идею подарил мне эту красотку.

– Ты хотел сказать: толстушку.

– Есть поговорка: женщины не толстеют, они расширяют территорию любви!.. Она меня вдохновила, я написал первые четыре строчки от ее имени.

Он встал в позу и с выражением процитировал:

– Я лежу на берегу,
Честь свою не берегу,
Никому на берегу
Отказать я не могу.

Ну как?..

– Неплохо.

– Видишь, и стихи у меня пошли… А всё он! – Он кивнул в сторону письменного стола. – Правда, красивый? Старинный! На рынке купил. Не удержался. Потом узнал, что это – стол писателя. И понял, что и мебель бывает заразительной. Почувствовал какой-то внутренний зуд, захотелось писать: рассказы, стихи, киносценарии.

– Так пиши.

– Пишу. Меня стало тянуть к этому столу. Пишу, но страшно, не знаю, что получится. Я, профессор психологии, академик, автор более двадцати научных книг и учебников, вдруг почувствовал себя малограмотным: в русском языке появилась куча новых слов, значения которых я не знаю.

Он взял со стола записную книжку, открыл ее и зачитал:

– Мажор, вайбер, ватсаф, кейс, дилер, пофигизм, ваучер, меседж, покемуны…

– Это молодежный словарь, я его тоже плохо знаю, – утешил его Марк. – Но не дрейфь! Евгений Замятин когда-то заявил: «У русской литературы одно только будущее: ее прошлое». Так что смело садись за писательский стол и твори.

– Творю. Скорее даже вытворяю. Компьютеры не признавал, а сейчас купил. Печатаю, как на пишущей машинке.

– Что ты пишешь?

– Не поверишь: сочиняю сценарий для Голливуда! Причем в стихах.

– Ну?! А они это знают?

– Пока нет… Это будет для них сюрпризом!.. Послушай первую строчку: «От берега до берега раскинулась Америка». И проза прет, и стихи. Неужели это прорезался талант? Немного поздновато, правда?

– Ничего страшного. Гете завершил «Фауста» в восемьдесят два года.

– Да ну? Значит, у меня еще есть время на разгон!..

Август Львович подошел к одному из книжных шкафов, нижняя полка которого была превращена в мини-бар: на ней стояли бутылки со спиртным. Вынул начатую бутылку коньяка и два фужера:

– По этому поводу надо выпить! Чего ты кривишься?

– Знаешь, не хочется. Я как-то забил голову мыслями о ней.

– О ком это – о ней?

– Прости, я тебе еще не рассказал – это моя новая знакомая. Две недели назад познакомился и всё время о ней думаю.

– Это нормально. Пару раз с ней переспишь, и пройдет. Сколько раз с тобой это уже бывало.

– Поверь, на этот раз что-то не так, что-то по-другому.

– Всё равно, выпей. – Он плеснул в оба фужера по порции коньяка. – За наших катализаторов. За женщин!

Они чокнулись и сделали по глотку. Марк спросил:

– Скажи, что ты больше любишь – вино или женщин?

– Зависит от возраста. Вино я люблю постарше. Сколько твоей новой пассии?

– Она среднего возраста.

– Знаменитый американский комик Боб Хоуп сказал: «Средний возраст – это когда наш возраст становится виден в средней части нашего тела»… У нее это заметно?

– Нет, нет! Она стройная, подтянутая!..

– Сколько ей? Хоть приблизительно?

– Приблизительно как на этой картине. – Марк кивнул в сторону толстушки на холсте.

– Значит, плюс-минус пятьдесят. Еще вполне постельно-приемлемый возраст. Но ты же всегда цеплял молоденьких.

– Она мне кажется самой молодой! Я всё время о ней думаю.

– Я тебя вечером отвлеку.

– Чем?

– Не «чем», а «кем». Собираю небольшой гарем. Развеешься чуток…

– По какому поводу праздник?

– Забыл? Ладно, раз в семьдесят лет я тебе это прощаю.

– О черт! Прости, у тебя же юбилей!

– Да. В двух действиях!.. Сперва – старшее поколение, мои сверстники, сколько их осталось. Они предупреждены, их время с шести до десяти вечера, а дальше – молодняк, на всю ночь…

– Не возражаешь, если я приду вместе со своей новой дамой?

– Пожалуйста. Но смотри не пожалей: там будут такие завлекательные девочки!

– Что за девочки?

– Разные. На выбор… И хорошие, и плохие.