развития, согласно которой важнейшие переломы духовной жизни Блока
находят себе выражение в форме драмы. Невозможно понять эту логику, ее
внутренний трагизм, минуя, скажем, то обстоятельство, что без «Балаганчика»
или явно неудачной «Песни Судьбы» непредставима, невозможна гениальная
лирика Блока. Сказать, что Блок «прирожденный поэт», — означает ничего не
сказать. Важно исторически раскрыть становление и развитие великого поэта,
процесс возникновения гениальной лирической системы не в безвоздушном
пространстве, но в совокупности реальных общественных и духовных
коллизий. Борьба «театрального» и «лирического» начал в творческом сознании
Блока — одна из таких внутренних коллизий, связанных с историческим
временем, в границах которого формировался поэт.
Все было бы очень просто (и легко для исследователя), если бы
9 F. D. Reeve. Recent Soviet Studies in Russian Classical Literature. Slavic
Review, March 1963, volume XXII, № 1, p. 128.
10 F. D. Reeve. Recent Soviet Studies in Russian Classical Literature, p. 129.
театральные увлечения были чем-то внешним — наносным и преходящим,
никак не отразившимся на лирике Блока. Однако дело-то в том, что без
соотнесения «лирического» с «театральным» ничего не понять не только в
формировании Блока, но и во всем его художественном развитии. В
специальных исследованиях театра Блока принято его драмы толковать как
своеобразные «отходы» его поэзии, объяснять их слабости только их
лирической природой. Это односторонне и потому неверно. Бесспорно, лирика
Блока отражается в его театре — но все дело в том, что и его театр отражается в
его лирике. В художественном мировоззрении зрелого Блока и «лирика», и
«театр» — категории содержательные, идейные. В «театре» Блок ищет
жизненных опор для «лирики», в «лирике» — субъективно-героических
элементов, оплодотворяющих «театр». Исследователи театра Блока часто
ограничиваются выводом, что этот театр «лиричен» и потому несостоятелен как
театр. Тынянов и Эйхенбаум находят «театральность» в его лирике и
утверждают, что она несостоятельна как поэзия. И там и тут — театр и лирика
рассматриваются порознь, как будто стихи и драмы писались разными людьми.
Между тем секрет ситуации в том, что и драмы, и стихи писал один человек, но
человек исторически противоречивого художественного мировоззрения.
Существеннее всего постигнуть внутреннюю логику этой противоречивости; не
только взаимосвязь разных сторон одной художественной системы, но и,
прежде всего, связь этих художественных коллизий с реальными
противоречиями исторического времени.
Именно потому, что коллизия «театра» и «лирики» — индивидуально-
блоковское преломление исторических противоречий времени, следует всерьез
относиться к ранним театральным увлечениям поэта, понять их связь с
поэтическими исканиями Блока. Понимание этой связи, в свою очередь, требует
исторического подхода к поэтической практике молодого Блока, к его
самоопределению в качестве лирика. Здесь точно так же не надо устранять из
поля зрения реальные факты, но следует постараться понять их внутреннюю
логику, их особенные внутренние связи и отношения с общественными
коллизиями, с историческим временем.
Выше приводились недвусмысленные, категорические заявления Блока о
том, что в начале лирического творчества он не знал поэзии своих ближайших
современников. Подобные заявления еще не вынуждают нас к выводу, что Блок
как поэт возник сам по себе, вообще без всяких художественных связей. Такого
самопроизвольного рождения в искусстве (да и вообще в истории) не бывает и
не может быть. Поиски выходов в «жизнь», опоры на жизнь вовсе не
исключают, но, напротив, предполагают какие-то вполне конкретные
художественные связи. Суть в том, как понимать эти связи и где их искать. В
распоряжении молодого Блока, росшего в высококультурной среде, несомненно,
был определенный поэтический опыт, на который он отчасти опирался в своей
стихотворной работе, отчасти же пытался этот опыт преодолевать, менять и
развивать. Естественно, что и объективно и субъективно поэзия для Блока
начиналась не с него самого, не с его собственных опытов, — были приемлемые
и неприемлемые образцы, «нравившиеся» и «не нравившиеся» чужие стихи.
Разумеется, суть вопроса тут не во влияниях, взаимодействиях и т. д., но в
художественном осмыслении своего, пусть очень скромного, жизненного
опыта — соответственно, в опоре на те литературные образцы, которые, как
казалось, помогали этот опыт литературно оформить, и в отвержении тех
поэтических явлений, которые собственному опыту духовной жизни были
чужды.
Поэтических соседей Блок не знает (и это избавляет его от некоторых бед,
сопровождающих лирическое творчество определенного поколения поэтов), но
он знает и по-своему очень ценит, производя соответственный отбор,
творчество своих прямых предшественников. Так, в письме к
К. А. Сюннербергу от 24 мая 1911 г., в связи с выходом второго издания первой
книги, Блок пишет о стилистических погрешностях (неправильные ударения) в
ней: «… их там как бы целая система (в этой книге), и они часто нужны: через