А. Блок. Его предшественники и современники

стихотворение представляет собой гармоническое равновесие двух половин,

состоящих каждая из двух строф.

По совершенно иным основаниям исчезает природа в финальной строфе у

Блока. В блоковском финале обнаруживается, что тема природы в

стихотворении вообще была мнимой, фиктивной. Речь все время шла о любви,

и только о любви, притом о любви неблагополучной. Именно в финале этот

драматизм выступает наиболее резко:

Когда же мне пела она про любовь,

То песня в душе отзывалась.

Но страсти не ведала пылкая кровь…

Как сердце мое разрывалось!..

Конечно, все стихотворение написано на тему: «Но страсти не ведала

пылкая кровь». Возлюбленная непонятна, непостижима любящему в своем

спокойствии, в своей «лебединой» невозмутимости. Вместо фетовского

единства любящих друг с другом здесь выступает взаимное непонимание.

Лирическое «я» стихотворения очевидным образом стремится к единству, к

гармонии. Это стремление, однако, нереализуемо. У Фета гармония композиции

соответствует теме внутреннего единства, душевной гармонии (хотя и

осложненной драматизмом жизни и смерти). У Блока уже гармонизующая,

связующая три строфы в одну цепь строка «Как сердце мое разрывалось!..»

дает дисгармонию; движение психологической темы обнаруживает эту

дисгармонию в композиции.

Итогом является, по-видимому не предусмотренное поэтом, выпадение

«природной темы» из стихотворения. В финале природа отсутствует потому, что

ее не было, в сущности, во всем стихотворении. И река, и лебедь оказываются

только сравнениями, возможными, но не обязательными: они могут

присутствовать, иллюстрируя холод и отчужденность возлюбленной, но могут и

не быть в стихотворении. Это — условные образы, поэтические штампы,

занятые у того же Фета, но к внутренней теме произведения реально не

имеющие отношения.

Получается явное, неприкрытое сходство с фетовскими построениями, и в

то же время в плане содержательного вывода, идейных итогов проступает

разительное отличие: ведь реальность (у Фета) или условный характер (у Блока)

соотнесения природного и душевного начал в стихе означает глубокую разницу

содержания. Может быть, еще резче проступает различие (при столь же

большом сходстве исходного композиционного хода) в тех случаях, где само

соотнесение природного и душевного начал носит динамический, подвижный,

развивающийся характер. Динамическая трактовка природной и душевной

жизни, вообще говоря, является главной идейно-художественной особенностью

поэзии Фета. В сопоставлявшихся выше стихотворениях Фета и Блока

«человек» и «природа» изображены в стабильном состоянии. Может быть,

именно эта застылость обусловливает, при незрелости поэта, реальную

чуждость «природного» ряда рисунку душевных состояний в стихе? Обращение

к динамически задуманным композициям обнаруживает, что это не так. В очень

важном для Блока стихотворении «Dolor ante Lucem» («Тоска перед светом»,

1899) задумана именно динамическая композиция с характерным, резко

«фетовским» двойным рисунком: перебои душевных состояний человека с

противоречивым внутренним миром даются сквозь динамику реального

чередования природных состояний — дня и ночи:

Каждый вечер, лишь только погаснет заря,

Я прощаюсь, желанием смерти горя,

И опять, на рассвете холодного дня,

Жизнь охватит меня и измучит меня!

В отличие от стихотворения «Она молода и прекрасна была…», природный

образ не вклинивается откуда-то извне в рисунок душевных отношений, но

динамически соотнесен с переходами измученного жизнью сознания от одного

настроения к другому, — поэтому он тянется через все стихотворение; вторая

строфа уточняет и резче выражает заданную в зачине коллизию, — это повтор в

более резкой тональности:

Я прощаюсь и с добрым, прощаюсь и с злым,

И надежда и ужас разлуки с земным,

А наутро встречаюсь с землею опять,

Чтобы зло проклинать, о добре тосковать!..

Финальная, третья строфа подводит итог: восклицательная интонация первых,

констатирующих противоречивость сознания строф сменяется

вопросительной, — по движению смысла подобный вывод означает, что, быть

может, такова вообще «норма души» — ее болезненность:

Боже, боже, исполненный власти и сил,

Неужели же всем ты так жить положил,

Чтобы смертный, исполненный утренних грез,

О тебе тоскованье без отдыха нес?..

Сопоставление с аналогичной композицией Фета заставит говорить о

внешнем сходстве, доходящем до кальки. Подобная смена душевных состояний

в стихотворении Фета «Мы встретились вновь после долгой разлуки…»

соотнесена со сменой времен года. Приход весны после зимы здесь означает

обретение душевной радости после тягот жизни, вынужденной разлуки:

Мы встретились вновь после долгой разлуки,

Очнувшись от тяжкой зимы;

Мы жали друг другу холодные руки

И плакали, плакали мы.

В финальной, третьей строфе тема повторена с тем же обострением, сгущением

смысла, развертыванием ситуации и большей ее детализацией, — так же, как

это мы видели и во второй строфе стихотворения Блока:

Но вот засветилось над черною тучей

И глянуло солнце из тьмы;

Весна, — мы сидели под ивой плакучей

И плакали, плакали мы!

Однако кажущееся полное совпадение таит под собой резкое, коренное