смысл возникшего уже в начале творческого пути Блока расхождения с Фетом.
В сущности, тот круг общих содержательных явлений в стихе, который
отличает молодого Блока от Фета, может и должен найти общественно-
историческое истолкование. Тревожное чувство одиночества, ощущение
отделенности от людей, чувство глубокой разобщенности даже в отношениях с
любимым человеком находят себе лирически-обобщенное, собирательное
выражение в структурной отъединенности лирического субъекта стиха от
жизни предметно-материального, природного мира. Однако невозможность для
человеческого «я» внутренне свободных, прямых отношений с природным
целым характерна для определенного исторического времени, — источник
подобных душевных неустройств скрывается, бесспорно, в специфических
общественных закономерностях эпохи. Едва ли молодой Блок представляет это
себе в сколько-нибудь осознанном виде. Но что такая душевная смута
характерна для современного человека — это он знает. Фета он воспринимает
как старшего современника, восьмидесятника, и свою явную художественную
рознь с ним он тоже должен соизмерять со своими представлениями о
сегодняшней жизни и современном человеке. Особое гармоническое
соотношение (или, точнее, постоянная координация) «душевного» и
«природного», осуществляемое Фетом-художником, должно казаться ему чем-
то желанным, завидным («путеводная звезда») — но в реальных отношениях, в
реальной душевной жизни сегодняшних людей (какими они предстают в стихах
Блока) явно неосуществимым. Так получается не из отдельных мыслей,
рассыпанных в единичных стихах, но из лирического целого, из самой
структуры стиха, из стихотворной композиции.
Между тем для Фета сложная взаимосвязанность «природного» и
«душевного» была своего рода творческой программой, выработанной еще на
протяжении 40 – 50-х годов, «проверенной» в борьбе с шестидесятниками и
вновь выдвинутой в 80-е годы, в пору нового и агрессивного возвращения в
поэзию. Взаимосвязь «природного» и «душевного» покупалась ценой изъятия
из самой структуры стиха общественно-исторического начала; получавшаяся в
итоге «гармония», особый «оптимизм» — противопоставлялись социальной
«дисгармоничности» гражданственной поэзии. Выходит в итоге так, что
душевная смута, изображаемая молодым Блоком и явно требующая включения
в структуру стиха общественных элементов, сближает его, в какой-то мере в
противовес Фету, с восьмидесятниками гражданственной линии в поэзии.
Возникает внутреннее творческое противоречие. По специфике своих интимно-
лирических тем, по своей отстраненности от прямого опыта общественной
борьбы молодой Блок, конечно, крайне далек от поэзии «гражданской скорби».
В дальнейшем, на протяжении своего драматического пути в искусстве, Блок
приходит к постановке общественных проблем в поэзии. Тенденции такого
рода, заключенные в специфически поэтических коллизиях молодого Блока,
вынуждают его искать среди поэтов-восьмидесятников иных опор, иных подмог
в оформлении душевного опыта в лирике, кроме Фета. Так возникает в
творчестве молодого Блока очень серьезно им оценивавшаяся в пору его
духовной зрелости проблема освоения опыта А. Н. Апухтина.
В осознанном виде, как особая идейная тема, проблема «апухтинского»
фигурирует у Блока в своеобразном философско-историческом контексте в пору
высшей его творческой зрелости, в 10-е годы XX века, в кругу крайне сложных
и противоречивых размышлений общего плана, которыми сопровождается
работа над поэмой «Возмездие». Уже сам по себе этот общий контекст дает
представление о том, какую высокую историческую значимость проблеме
придает зрелый Блок. Мы можем (а в каких-то аспектах и обязательно должны)
не соглашаться со столь завышенной общеисторической оценкой
«апухтинского» начала; но, во всяком случае, именно этот серьезный, глубоко
ответственный, важный для Блока философско-исторический контекст бросает
своеобразно яркий свет на внутреннюю логику появления «апухтинского» в
процессах творческого самоопределения молодого Блока. В материалах,
заметках к поэме «Возмездие» (а соответственно — и в самой поэме) Блок
строит историческую биографию героя времени. Все этапы этой биографии
внутренне определены движением исторического времени; все чисто личное
истолковывается как знаки фатального «музыкального» движения истории. «В
70-х годах жизнь идет “
оттого, что деды
(III, 461). Стоит сравнить с этим характеристику в «Автобиографии» деда поэта,
А. Н. Бекетова, или приводившийся выше психологический портрет бабушки,
Е. Г. Бекетовой, с ее «неукротимой жизненностью», «мыслью ясной, как летние
деревенские утра», — целомудренным, здоровым жизнелюбием эти люди
наделены именно потому, что у них есть «почва под ногами», что они «верят в
дело». Можно, далее, при таком отношении к жизни писать стихи, как Фет, —
строя их на прямых отношениях между «природой» и «душой». Сохранить
такое отношение к жизни и искусству невозможно при дальнейшем движении
истории.
Внук, т. е. человек блоковского поколения, живет «тихой жизнью в