А. Блок. Его предшественники и современники

столь разные литераторы, как Белый и Гумилев, Блок-художник изнутри своего

творчества не мог не видеть, что «Страшный мир» связан с циклом «На поле

Куликовом» и «Итальянскими стихами», которые возникли как обобщение и

развитие духовного опыта эпохи первой революции. Блок и к своей эволюции

подходил исторически, применял к себе как художнику те же принципы,

которые он применял в своем искусстве, подходя к действительности и

человеку. Противопоставление отдельных этапов его эволюции друг другу

представляется ему бессмыслицей — но это отнюдь не означает также и

отождествления их. Блок рассматривает их как разные и внутренне

противоречивые ступени в едином движении. И у Белого, и У Гумилева за

механическим противопоставлением разных этапов стоит различно

понимаемая, но одинаково метафизически толкуемая идея замкнутой в себе

цельности, лишенной внутренних противоречий. Обозревая историю замысла

поэмы «Возмездие», в предисловии к ней Блок воспроизводит в свете

своеобразного историзма, присущего ему, ход своих внутренних исканий тех

трудных лет; основная обобщающая идея, которую он развивает здесь,

относится и к концепции трилогии лирики, — она очень далека от

метафизически построенных «синтезов» или «слияний» самых разных толков,

Блок ее формулирует как постепенно выраставшее «… сознание

нераздельности и неслиянности искусства, жизни и политики» (III, 296). Это

означает, что разные стороны действительности, разные стороны жизни и

проявления человеческой деятельности тесно взаимосвязаны между собой

(«нераздельны»), существуют в единстве общего источника, и в то же время —

что не следует отождествлять их, путать, искусственно сливать,

«синтезировать», потому что они реально различны, «неслиянны». Иначе Блок

формулирует это, как ясное осознание противоречивости самой жизни: он

говорит здесь о складывавшемся мужественном отношении к жизни, которому

должно было быть присуще «… трагическое сознание неслиянности и

нераздельности всего — противоречий непримиримых и требовавших

примирения» (III, 296). При подобном мужественном, действенном отношении

к жизни человек не может, по Блоку, не хотеть устранения, преодоления

противоречий жизни, и в то же время не может не понимать, что искусственное

«синтезирование», «примирение» противоречий реально ничего не дает.

На основании такого подхода к действительности, окончательно

прояснившегося в течение 1910 – 1912 гг. (Блок в том же предисловии к

«Возмездию» особо важным в границах этого периода для себя считал 1911 год)

и подготовленного всей эволюцией Блока, конкретизируются и одновременно

по-своему четко осознаются общие идейно-духовные контуры и принципы

членения трилогии лирики. Главной здесь является для Блока мысль о

«воплощении» или «вочеловечении». Как об этом говорится в письме к Андрею

Белому от 6 июня 1911 г. (исключительно важном для понимания эволюции

Блока вообще), весь путь Блока-лирика, «… все стихи вместе — “трилогия

вочеловечения”», — это путь «… к рождению человека “общественного”,

художника, мужественно глядящего в лицо миру…» (VIII, 344). Путь этот, по

Блоку, — путь в «ночи». Примечательно здесь то, что «ночь» осознается как

неизбежное, неотъемлемое явление общих закономерностей «страшного мира»,

и отношения с Белым представляются также в виде части «ночных»,

«нечеловеческих» переживаний в этой общей панораме. Особо важно для Блока

то, что «вочеловечение», или «выход из ночи», мыслится только как

«воплощение» разных, индивидуально-своеобразных людей: «… должны выйти

из ночи — чудесно разные, как подобает человеку. Сходствует несказанное или

страшное, безликое; но человеческие лица различны» (VIII, 343). Сама

«безликость», отсутствие индивидуального человеческого своеобразия

осмысляется как одно из закономерных, неизбежных явлений «ночи»,

«страшного мира».

Решающей важности дополнения к этой общей концепции трилогии лирики

как «трилогии вочеловечения» вносит письмо к молодому литератору

А. И. Арсенишвили от 8 марта 1912 г. Предостерегая начинающего поэта от

одностороннего увлечения «ночными», сумрачными мотивами своей

собственной поэзии, Блок утверждает, что эта исторически неизбежная в его

стихах мрачность должна изнутри преодолеваться читателем, что таков его

общий поэтический замысел: «То чудесное сплетение противоречивых чувств,

мыслей и воль, которое носит имя человеческой души, именно оттого носит это

радостное (да, несмотря на всю “дрянь”, в которой мы сидим) имя, что оно все

обращено более к будущему, чем к прошедшему; к прошедшему тоже, — но

поскольку в прошедшем заложено будущее. Человек есть будущее» (VIII, 384).

Здесь сплетаются воедино несколько разных и необыкновенно существенных

для понимания трилогии лирики мотивов. Блок говорит сразу и о

многосторонности, и о противоречивости современного человека; если

вспомнить слова из письма к Белому о «чудесной разности» людей, станет ясно,

что Блок не отвергает и не может отвергать многообразие и сложность

поэтического изображения человека. Именно в такой многосторонности