А было ли иго?

Необходимо особо остановиться на размере дани, поскольку этот вопрос является ключевым в оценке тягот «татарского ига». Поначалу дань называли десятиной, и, возможно, она составляла десятую часть доходов. Однако в дальнейшем, когда татары перестали проводить переписи, дань превратилась в фиксированный налог с «сохи». У В. Н. Татищева сохранилось известие о том, что в 1275 году дань собирали по полугривне серебра с «сохи»^[49]; в 1384 году брали полрубля с деревни; в 1408 году — полтину с «сохи»^[50]. Рубль и гривна, «соха» и деревня — это одно и тоже^[51], таким образом, до середины XV века размер дани оставался постоянным и составлял полтину с «сохи». Много это или мало? В конце XV века на хозяйство приходилось в среднем 5 десятин в одном поле и средний урожай составлял сам-4^[52]; посев составлял 1 коробью на десятину, так что общий сбор озимых и яровых можно оценить в 40 коробей ржи. За вычетом посевного зерна на двор остается 30 коробей; «соха» состояла из трех дворов, и общий доход «сохи» равнялся примерно 90 коробей. Дань составляла полтину, а на полтину в Пскове в 1409 году (когда хлеб был дешев) можно было купить 6 зобниц, то есть 8 коробей ржи^[53]. Таким образом, в натуральном исчислении дань составляла 8/90 — порядка десятой части крестьянского дохода, это соответствует ее другому названию «десятина». Получается, что дань действительно была «десятиной». Однако… В. Л. Янин и С. М. Каштанов доказывают, что  дань собиралась не каждый год, а один раз в 7-8 лет^[54]. Таким образом, выходит, что в действительности дань составляла примерно 1,5%  крестьянского дохода. То обстоятельство, что завоеватели наложили столь необременительную дань, может вызвать удивление — но следует вспомнить, что монголы принесли на Руси китайскую систему налогов, а в Китае поземельный налог с частных земель составлял около 2% урожая^[55]. Что же касается сообщений летописи о «дани великой», то это впечатление, очевидно, связано с нерегулярностью сбора — дань, скопившаяся за много лет, иной раз была серьезной «тягостью».

Таким образом, дань отнимала лишь небольшую часть дохода крестьянского хозяйства. Представляет интерес вопрос о том, куда же шли собранные с крестьян деньги — в Орду или в Москву? Княжеские даньщики вели учет населения и составляли налоговые росписи, «дефтери»; по-видимому, на основании этих данных летопись сообщает, что в 1360 году великое княжение насчитывало 15 «тем»^[56]. «Тьма» — это административная и фискальная единица, установленная в свое время монгольскими численниками и условно содержащая 10 тысяч дворов. Поскольку большесемейный двор соответствовал «сохе», то доход московских князей от дани теоретически должен был составлять примерно 75 тысяч рублей^[57]. Между тем, при Дмитрии Донском «выход» Великого княжества Владимирского составлял лишь 5 тысяч рублей^[58]. Таким образом, в Орду шла лишь малая часть собираемой дани, львиная доля ее оставалась в Москве. Это несоответствие между между данью и «выходом», конечно, не было секретом для ханов — и его можно объяснить с точки зрения порядков Орды. Дело в том, что в начале XIV века на Ближнем Востоке (и в Золотой Орде) получила распространения система икта, в соответствии с которой эмиры сами собирали налоги в своих владениях, передавая в казну лишь небольшую их часть^[59]. Очевидно, ханы рассматривали улусы русских князей как икта, и этим объясняется как незначительная величина «выхода», так и произошедший в то время отзыв баскаков.