– Берни катится под откос со скоростью звука. Он под каблуком у этой заразы. – Эрскин стряхнул пепел на пол. – Только о ней и думает. Сам знаешь, она гуляет направо и налево, а для него это нож острый в сердце, но расстаться с ней не может. У него уже мозги набекрень. – Эрскин подался вперед. – Если так пойдет дальше, месяца через три он не сможет летать. Я знаю. Работаю же с ним. Он до того рассеянный, что начинает взлет, не получив «добро» у диспетчера. За последнее время я трижды хватал его за руку, а он смотрел на меня как во сне и только потом запрашивал разрешение на взлет. У него сейчас одно на уме: раздобыть денег и открыть в Мексике свою фирму воздушных перевозок. Но в таком состоянии ему и с одним самолетом не справиться, что уж там говорить о целой авиакомпании. Только не подумай, Джек, что я точу на него зуб. Мы девять месяцев проработали рука об руку. Сначала я души в нем не чаял. Он был отличным летчиком, но эта баба сломала его. Ты не поверишь, сколько раз я предотвращал неминуемое крушение. Он просто забывает, что сидит за штурвалом.
– Да, ну и дела! – не на шутку встревожился я.
– Вот-вот… а как он подступится к новому самолету? В конце месяца нас с ним посылают на завод, будем проходить переподготовку. Если он не выйдет из ступора, испытатели зарубят его. Эссексу пришлют характеристику, и Берни в два счета окажется за воротами.
– Не верю! Берни может летать на чем угодно, лишь бы с крыльями! Я лучшего летчика еще не встречал!
– Это было раньше, согласен… только не сейчас. Он не в состоянии сосредоточиться, а что это за летчик, который ловит ворон. – Эрскин загасил сигарету. – Может, поговоришь с ним? Может, убедишь, что надо избавиться от Пэм? Другого выхода я не вижу. Если не будет Пэм, тогда, глядишь, он восстановится. Как думаешь?
Я без воодушевления отнесся к его предложению. У меня язык не повернулся бы заговорить с Берни об этой женщине.
– А почему бы тебе не поговорить с ним?
Эрскин покачал головой:
– Вдруг он решит, что я мечу на его место. Тебе это удобно. А мне никак нельзя.
Я задумался, потом спросил:
– А если его вышибут, ты получишь его место?
– Нет. Слишком молод. Эссекс найдет кого-нибудь постарше… нет проблем. Слушай, Джек, если провертывать это дело, ты должен поговорить с Берни и вразумить его, а иначе надо трубить отбой.
– Ты уверен, что все зло от Пэм?
– Я знаю.
Я снова задумался. До слез обидно было отказываться от трех миллионов из-за гулящей бабы.
– Может, мне лучше поговорить с ней.
Эрскин покривился:
– У нее характер заковыристый.
– Что верно, то верно. Знаешь, я подумаю. Ладно, Гарри, спасибо, что предупредил. – Я не хотел продолжать ночной разговор. Мне и так уже хватало пищи для размышлений. – Утро вечера мудреней.
– Думаешь, дело выгорит?
– Не знаю. Знаю только, что сами собой три миллиона не приплывут в руки. – Я встал.
– Ты действительно считаешь, что нас могут пристукнуть после посадки? – спросил он, поднимаясь со стула.
– Спроси что-нибудь полегче. И потом, мы еще не приземлились, давай преодолевать трудности по мере их поступления.
– Да-а. – Он провел рукой по коротким волосам. – Ну, ладно, мозгуй. Если понадоблюсь, я в пятнадцатом коттедже.
– А где живет Пэм?
– В двадцать третьем, последний в нашем ряду.
Я проводил Эрскина и принялся мерить шагами гостиную, переваривая все услышанное, потом перешел в спальню, скинул пижаму, надел рубаху и джинсы, нацепил сандалии и вышел на улицу. Без лишнего шума я прошагал весь ряд до последнего домика. Убедившись, что на нем проставлен номер 23, я постучал.
В зашторенных окнах горел свет. Пэм отозвалась не сразу:
– Кто там?
– Твой поклонник.
Она открыла, я протиснулся мимо нее в дом и затворил за собой дверь.
Она стояла босая, кутаясь в легкое покрывало.
– Ты! Что надо?!
– Есть разговор насчет Берни. – Я уселся в кресло.
– Не собираюсь обсуждать с тобой Берни! Убирайся вон!
– Не горячись… разговор деловой. Мы хотим сорвать три миллиона, но ты можешь завалить всю операцию.
– Я? Почему это?
– Если сама не понимаешь, значит, ты глупей, чем я думал. Объясняю: потому что ты каждого встречного мужика тащишь в постель, и Берни из-за этого сам не свой. Он не в состоянии сосредоточиться на работе, а на таком летчике, детка, можно ставить крест. Ты гуляешь напропалую и воображаешь, что с него – как с гуся вода, а он света белого не видит.
– Вранье! – Она сжала кулаки. – Берни сам сказал…
– Да замолкни! Ты – его слабость. Он что угодно скажет, лишь бы удержать тебя. Так вот, послушай. Ставка в нашем деле – три миллиона долларов. Я не потерплю, чтобы сучка вроде тебя, у которой зуд в одном месте, угробила классного летчика. Поняла? – Говорил я спокойно, без крика. – Завтра пойдешь к нему и скажешь, что отныне будешь с ним, а похождениям – конец, да так скажешь, чтобы он поверил.
– Да кто ты такой, чтобы мне указывать? – завопила она. – Мы с Берни…
– Замолкни! Это ультиматум, детка. Либо ты обуздаешь свою пылкую натуру вплоть до конца операции, либо скатертью дорога. Выбирай: угомониться или выйти из игры.
– Да? И кто же это выведет меня из игры?