А дальше – море

Но еще и потому, что тогда они с Беатрис были очень близки. Пару лет спустя, когда Беатрис исполнилось девять, она потянулась больше к Реджу, просила его почитать перед сном, поиграть в карты. Перемены были настолько постепенны и незначительны, что Милли их почти и не замечала, пока вдруг все окончательно не изменилось. Она поняла, что с ним дочери интереснее. Но Беатрис все так же доверяла матери свои секреты, пересказывала школьные новости, а когда Милли встречала дочь после уроков, та мчалась к ней через школьный двор, обнимала, спешила рассказать, что случилось за день. И вдруг отношения превратились в формальность. И этот разрыв, пространство между ними как будто увеличивалось. Поэтому, разумеется, Беатрис и решила, что именно Милли настояла на ее отъезде.

По пути из церкви, на шумной улице, она заглядывает в лицо Реджа.

– Ты не думаешь, – начинает она, – что Беатрис неплохо было бы вернуться домой?

– Нет, – сухо отвечает Редж, избегая встречаться с ней взглядом и глядя прямо перед собой. – Война еще идет. Мы же договаривались.

Она хватает его за руку.

– Но ведь не здесь. – Она понимает, что уже практически умоляет. – Здесь теперь абсолютно безопасно. Ты же читал последнее письмо. Она дежурит, наблюдая за небом, вместе со старшим мальчиком. Уж скорее там начнут бомбить, чем здесь.

– Нет, – повторяет Редж. – Она не вернется домой сейчас. До самого заключения мира. Для нее безопаснее оставаться там.

Почему это он устанавливает правила? – возмущенно недоумевает Милли. С какой стати именно он решил, что девочка должна уехать, а теперь решает, что она должна там оставаться?

В коробке, что в чулане, Милли находит пасхальное платьице, с буфами и круглым воротничком. Туфли давно потерялись. Она отдает это платье в церковь, вместе с другими вещами.

Уильям

Свой план Уильям объявляет за ужином, когда еду уже разложили по тарелкам, но мама еще не взяла в руки вилку.

– Итак, – начинает он, разворачивая салфетку, определенно нервничая, – я хочу на лето остаться здесь. Тогда я смогу дежурить и даже взять несколько дополнительных часов каждый день. – Он не осмеливается взглянуть на остальных, поэтому не поднимает головы, взгляд уперт в картофельное пюре.

– Уилли! – восклицает Джеральд. – Что ты такое говоришь? Разумеется, ты поедешь в Мэн. Как всегда.

Уильям вскидывает голову и пристально смотрит на брата. Он знал, что Джеральд среагирует первым. Остальные пока осмысливают новость, соображая, как ответить. Интересно, что думает Беа.

– О нет, – выдыхает мама. Уильям косится на нее и видит, что она уставилась на отца. – Ты не можешь остаться здесь на лето. – Потянувшись к нему, она гладит его по руке. – Ну право, Уильям, что это пришло тебе в голову? Мы едем в Мэн всей семьей. Это наши каникулы. Семейные каникулы. – Он все так же смотрит на нее, а она все так же – на отца. – Итан, скажи что-нибудь. Вразуми своего сына.

Уильям переводит взгляд на отца. Отец снимает очки, протирает их салфеткой, медленно, сначала одно стекло, потом другое. В комнате тихо как никогда. Отец, кажется, намерен добиться от очков максимальной прозрачности, прежде чем заговорить. Он окунает уголок салфетки в стакан с водой и оттирает невидимое пятнышко.

– Папа, – не выдерживает Джеральд. – Скажи Уильяму, что он не может остаться. Мы же уже договорились, что будем ночевать в палатке в лесу. Правда, Беа? Ну поддержи меня!

Беатрис качает головой, но молчит. И смотрит на свои колени.

А отец все протирает очки. И не произносит ни слова. Уильям откашливается.

– Бобби уже сказал своим родителям, – сообщает он. – Комната Дэвида свободна, с тех пор как он уехал в Европу. Их родители будут рады приютить меня.

Отец смотрит сначала на маму, а потом обращает взор к Уильяму, поверх очков.

– Нет, – тихо говорит он. – Это не вариант.

– Но, папа, – голос Уильяма звучит пронзительней, чем ему хотелось бы, – я хочу заработать денег летом. Хочу продолжать помогать в войне. Ехать сейчас в Мэн – это просто, не знаю, легкомысленно.

– По правде говоря, – возражает мама, – ты пока еще ребенок. И не надо стараться поскорее повзрослеть.

– Я уже не ребенок, мама. Летом мне исполняется пятнадцать. Через три года меня могут призвать в армию. Ехать в Мэн – легкомысленно, – повторяет он. – Напрасная трата времени. – Он встает, резко отодвигает стул. – Вы не понимаете. Никогда ничего не понимаете. – Он старается не кричать. – Я не голоден. Могу я выйти из-за стола?

Мать смотрит на него, и в глазах у нее безмерная усталость.

– Да, – отвечает она.

– Нет, – говорит отец. – Сядь за стол и закончи ужин.

– Позволь ему уйти, – говорит мама. – Оставь его в покое. – Тон решительный и твердый, какого Уильям, пожалуй, прежде не слышал.