А дальше – море

– Почему ты мне не сказал? – Она вновь начинает вращаться на стуле, стараясь не встречаться взглядом с Уильямом, а вместо этого рассматривая на стенах плакаты с Бобби Дорром и Тедом Уильямсом[6]. На следующей неделе они все вместе собирались на открытие бейсбольного сезона. – Почему даже не намекнул, что у тебя на уме?

Он пожимает плечами:

– Да мы с Нельсоном только накануне это придумали, когда у него дома сидели. Как только подсчитали, сколько дней осталось до того момента, как нас могут призвать. У меня осталось, – он заглядывает в листок, лежащий на тумбочке у кровати, – 1198 дней. А у него на 193 дня меньше – 1005.

Беа смотрит на него. Щеки Уильяма пылают, и выглядит он ужасно растерянным. Она никогда не умела долго сердиться.

– Проехали, Уильям, – говорит она. – Серьезно. Нужно придумать что-то другое, что ты можешь сделать прямо сейчас. Давай прикинем планы на лето. Я слышала, твоя мама говорила насчет того, чтобы косить газоны в городе. Я могу тебе помогать, можем работать вместе.

– Ни за что! – Он бросает в нее подушкой. – Ты же девчонка.

И наконец улыбается. Ей нравится, как он улыбается, она сразу вспоминает день, когда они встретились.

Итан

Вечером накануне отъезда в Мэн дом вверх дном. И это несмотря на то, что Нэнси с обычной своей неуемной энергией распределила обязанности между всеми детьми. Кладовка и коридор забиты сумками и коробками, Итан знает, что кое-что придется оставить. Бензина хватает ровно на весь путь, и он не хочет перегружать машину. Загружать с утра багажник – это его задача, но все равно дело наверняка закончится слезами Джеральда и обидами Уильяма. Беа обычно не берет с собой столько барахла, как мальчишки, – впрочем, посмотрим, что будет в этом году. Она изменилась, стала одной из них, и в гораздо большей степени, чем он мог себе представить.

Итан сидит в кабинете, пьет чай и читает вечернюю газету, когда врывается Нэнси со стопкой полотенец в руках.

– Я нигде не могу найти детские плавки, – говорит она. – Где они могут быть? Мы не могли забыть их там прошлым летом?

Итан не отвечает. Нет смысла. Она будет разговаривать сама с собой, высказывая одно предположение за другим, а плавки или окажутся на месте, или нет, а потом поднимется сыр-бор из-за чего-нибудь еще. Он кивает, будто бы слушая, а потом возвращается к своей газете. Когда Нэнси умолкает перевести дыхание, он, не поднимая глаз, сообщает, что хотел бы выехать не позже восьми утра.

– Это означает, что загружать машину надо в шесть тридцать, – говорит он. – Скажи детям, что все вещи нужно снести вниз до того, как ложиться спать.

– Да, да, да. – Нэнси поворачивается к двери. – Еще столько всего надо сделать. И помочь Джеральду и Беа принять ванну.

– Нет, – бросает Итан и сам удивляется, что решился это произнести вслух, но продолжает: – Не нужно помогать им в ванной. Этим летом им исполняется одиннадцать и тринадцать. Им больше не нужна твоя помощь в ванной.

Нэнси замирает на месте спиной к мужу, и он видит, как гнев ползет вверх по ее шее. Он знал, что ее это ошарашит. Но его самого эта мысль тревожит уже много недель, даже месяцев. Ему кажется неправильным, что Нэнси так нянчится с Джеральдом. Уильяма она, вообще-то, перестала купать, когда тому не исполнилось и десяти. А потом он подумал про Беа.

Итан колебался, стоит ли затевать разговор, потому что знает, как обе дорожат этим временем. Иногда, проходя по коридору к своей спальне, он слышит, как они щебечут там, в ванной. Чувствует аромат мыла, а однажды, осторожно приложив ладонь к двери, даже ощутил тепло. Он знает, что это их как-то сближает. И в самом начале, конечно же, было важно сделать все, чтобы Беа чувствовала себя спокойно. Но он не предполагал, что вечерние ванны так и будут продолжаться. Определенно, не совсем нормально, чтобы взрослая женщина купала выросших уже детей. И не только своих собственных. Да, в этом основная проблема, полагает он.

Итан, однако, не уверен, захочет ли сама Беа прекратить эту практику, но не знает, как заговорить с ней. Девочка стала более дерзкой, отстаивает свою позицию, сплошь и рядом имеет собственное мнение. Но вместе с тем он понимает, как неуверенно она может чувствовать себя на этой зыбкой почве. Сомнения терзали Итана, и хотя он совсем не планировал никаких разговоров на этот сумасшедший вечер перед отъездом, так уж вышло.

Нэнси поворачивается к нему, лицо ее даже краснее, чем обычно. Она отбрасывает кудряшки с потного лба.

– Не учи меня, как воспитывать детей, – глухо произносит она. – Ты сидишь тут, распиваешь чай и почитываешь газетку, пока Рим горит.

Он выдерживает ее разъяренный взгляд и отвечает – медленно, таким же глухим голосом:

– Это неправильно, Нэн. Она взрослеет. Она больше не ребенок. Как по-твоему, что бы сказали Реджинальд и Милли? Думаешь, им бы это понравилось?

Она кладет полотенца на пустое кресло и принимается расхаживать туда-сюда, потом подхватывает махровую банную перчатку, натягивает на руку, снимает и раздраженно взмахивает ею в воздухе.