А до Берлина было так далеко...

В бинокль видно, как вражеские машины врываются в наши боевые порядки, утюжат окопы. Но вот перед атакующими танками противника появились бойцы-истребители, и в фашистские машины полетели бутылки с горючей смесью, связки противотанковых гранат. Сталкиваются в бескомпромиссном поединке сталь и человек, сила и мужество, и верх в этом неравном поединке берет советский человек. Из десяти танков четыре загорелись, а остальные повернули к мосту. Немецкая пехота без танкового прикрытия не особенно любит ходить в атаку, поэтому откатывается.

Вздох облегчения вырывается у Самсоненко. Вытирая пот, он устало говорит:

— Кажется, пронесло… — И спрашивает: — Комкор вызывает? Мне принимать вахту?

— Принимайте, Иосиф Иосифович. Быть бы вам общевойсковым командиром, если б не приворожила вас на всю жизнь артиллерия.

Казаков уже завел мотор, и мы сразу же тронулись в путь. Странное дело, только что кругом громыхало, всюду свистели пули и рвались снаряды, а теперь тихо и даже слышно, как бойко чирикают воробьи. Удивительно живучи эти птахи, они освоились с войной и не обращают на нее ни малейшего внимания!

КП Лопатина находился примерно в трех километрах от КП Костенко. Туда мы приехали без происшествий, хотя всю дорогу нас сопровождала «рама» — немецкий разведчик. Была опасность выдать врагу место расположения командного пункта корпуса, и потому я, не доезжая до дома Лопатина, вылез из машины, оставшуюся дорогу прошел пешком. Прибыл на КП весьма вовремя. У Лопатина уже собрались командиры соединений, сосредоточенных в районе Оржицы. Совещание открыл генерал Костенко.

Он говорил предельно кратко и только по существу. Завидное это качество всегда, в любых, даже самых трудных обстоятельствах оставаться самим собой. Именно таким качеством и обладал Федор Яковлевич Костенко.

Вначале командарм обрисовал обстановку. Собственно, все нам было известно, ничего нового он не сказал, но в его устах и известные вещи звучали по-новому, получали другую окраску.

— У Оржицы мы слабее противника. У нас нет танков, мало артиллерии, на исходе снаряды, меньше людей. По всем немецким канонам, мы уже давно должны сложить оружие. Но мы не сложим его. Мы прорвемся. Массированный удар, быстрота, стремительность действий — в этом ваше спасение.

Костенко изложил план прорыва, боевой порядок соединений, ближайшую и последующую задачи.

— Противник уверен, что мы не пойдем на Лубны. Он считает, что, потерпев на этом направлении неудачу, мы изменим маршрут. А мы не изменим его, и это облегчит задачу. Теперь же все наши усилия надо направить на то, чтобы вырваться из оржицкого котла.

После совещания меня задержал майор Григорий Гордеевич Скрипка, мой товарищ по академии имени Фрунзе, с которым мы не виделись после выпуска.

— Ну как, Вася, прорвемся?

Для Скрипки, как и для всех других моих товарищей по учебе, я на всю жизнь оставался Васей, как и они для меня Григориями, Петрами, Сашами, Мишами. Маршал Советского Союза Павел Федорович Батицкий так и остался для однокурсников Пашей — звания и занимаемые посты не властны над дружбой.

Надо было спешить, и разговора, которого хотелось, не получилось. Скрипка в двух словах рассказал о себе, о том, что служит начальником штаба дивизии, что воюет с первого дня войны.

Я в свою очередь рассказал ему о себе, о товарищах, которых повстречал на военных дорогах. Мы пообещали не терять друг друга из виду и по возможности писать, хотя сознавали, что в данной ситуации наши заверения наивны и несбыточны.

Обратно в Оржицу пришлось добираться на грузовике, который мне дали в штабе армии. На месте, где Казаков поставил эмку, я не нашел ни машины, ни самого Казакова. Во время совещания гитлеровцы провели короткий артналет. Прямым попаданием снаряда красноармейца Казакова и его машину разнесло в клочья. Я, повесив голову, стоял над огромной воронкой, ставшей могилой верного юного друга. Потом, еле волоча ноги, скрипя зубами от горя, побрел в штаб в надежде получить хоть какой-то транспорт. К счастью, в Оржицу шла полуторка с ранеными, командир автобата вызвал сурового с виду шофера, приказал ему доставить меня в расположение дивизии.

Вернувшись на КП дивизии, мы немедля собрали командиров частей и довели до них приказ командарма на прорыв, поставили полкам задачи, сообщили о том, что сигнал о начале атаки будет дан.

Однако случилось так, что этот сигнал не последовая вовсе. События развивались не по плану стремительно. Во второй половине дня мост через Оржицу атаковала наша конница. Атака была исключительно яростной и неожиданной, и немцы растерялись. Они опомнились лишь тогда, когда след советских кавалеристов, а заодно и руководящего ядра штаба 26-й армии, который пробивался вместе с конниками, давно простыл. Выпустив из котла конные подразделения, фашисты подтянули к мосту танки, артиллерийские и минометные батареи. Словом, стенка стала еще прочнее. Ее попробовала пробить воздушно-десантная бригада, но безуспешно. Фашисты поставили перед мостом такой плотный заградительный огонь, что нечего было в думать о его штурме.