А до Берлина было так далеко...

— Что делать? — спросил я у Качанова и Самсоненко.

Общее мнение было таково: попытаться все же отыскать брод в реке, которую где-то в душе я стал уже ненавидеть.

Срочно была снаряжена разведывательная группа. Во что бы то ни стало отыскать этот проклятый брод; не найдя брода, не возвращаться — такая категорическая задача была поставлена разведчикам. Мы верили, что броды есть, что они известны местным жителям, но беда в том, что в селах не осталось ни души, все ушли на восток. Тем не менее, инструктируя разведчиков, я приказал им попытаться отыскать в окрестных селах стариков и узнать у них, где Оржица мелеет.

Пока же подразделения дивизии оставили село и сосредоточились в полутора километрах южнее, в роще. Ждать, к счастью, пришлось недолго. Примерно через два часа в мою землянку вбежал разведчик. По его возбужденному, сияющему лицу, я понял, что принес он добрую весть. Действительно, разведчики нашли брод. К тому же он оказался неподалеку от рощи, в которой находились наши люди. Все складывалось как нельзя лучше. Полоса невезения, кажется, кончилась.

Разведчики вернулись в рощицу вместе с белым как лунь, но еще крепким стариком, назвавшимся дедом Остапкой из соседнего села Лукомы. «Вот и дед Остапка на старости лет сгодился. Гарно дело может вин зробити», — говорил дед, обстоятельно объясняя, как найти брод. Он советовал добираться к нему по зимней дороге — она поросла высокой осокой и «сховает солдатиков». Я от души поблагодарил старика и пожелал ему пожить подольше.

— Це як же. Германца треба побити, осиный киль над клятой его могилой поставить. Треба дожить, значит, умирать не стану.

По дороге, петлявшей вокруг небольших озер, окаймленной где осокой, где кустарником, с наступлением темноты подразделения направились к спасительному броду. Люди были предельно внимательны и осторожны: ночную тишину не нарушал ни один посторонний звук. Бойцы слались с ночью, растворились в безмолвии.

Вот и река. Над ее темной гладью курится холодный туман. Мало приятного в одежде лезть в студеную воду, но на том берегу — спасение. Как всегда, первыми идут разведчики — такова уж их участь.

— Держаться три шага левее, — передают они по цепочке с противоположного берега.

Значит, переправились, значит, река из противника, какой была до сих пор, стала нашей союзницей. Радость заполняет все мое существо, и я не замечаю, как вода заливается в сапоги, как свинцовой становится шинель. Бреду за Самсоненко по песчаному дну, подняв вверх руки, в которых сумка с документами и пистолет. Оржица здесь совсем мелка: лишь в одном месте вода доходит до груди.

Едва вышел на берег, как ко мне обратился сержант-разведчик:

— Товарищ майор, вот к вам женщина из села Онишки. По карте я знал, что это село лежит на нашем пути.

— Я слушаю вас.

— Товарищ командир, в нашем селе германцы.

Как круто меняются события. Только что не было человека счастливее меня, а теперь от радости ничего не остается. Как же быть? Конечно, фашистов в селе, по ее словам, мало, расправиться с ними труда большого не потребуется. Но в данном случае страшен не противник, а шум, который поднимется. Он привлечет внимание фашистов в Оржице, и сюда, под Онишки, они немедля бросят свои подвижные подразделения (это немцы умеют делать!), а тогда почти уже открывшаяся дверь может снова захлопнуться.

— А в каких домах остановились немцы? — спросил я женщину.

— В школе, на другом конце. А здесь их нема. Вот я бачу, чтоб в село вы не ходили, а прошли огородами. У крайней хаты вас встретит моя дочка Маша, она каже вам шлях. Когда село наше обогнете, там лес. По нему дойдете до села Большое Селецкое. Тамочки и до Лубнов трошки останется…

Как и обещала женщина, на околице Онишек вас поджидала девочка лет двенадцати. Я спросил:

— Это ты Машенька?

— Да, я, — ответила она.

Девочка, несмотря на темноту и довольно тревожную в опасную обстановку, вела себя смело. Я подумал, что, узнай враг о поступке женщины и ее дочери, ни той ни другой не сносить бы головы. Советские патриотки наверняка это знали, и тем не менее смертельный риск не остановил их, как не остановил он и деда Остапку, указавшего нам брод через Оржицу. В ту удачливую сентябрьскую ночь 1941 года мы еще раз почувствовали, как родная Красная Армия сильна поддержкой народа!

Через много лет, в августе 1970 года, проходя по местам боев 196-й дивизии, мы заехали в село Лукомы и в село Онишки. Деда Остапку я, конечно, не нашел, он умер в 1946 году. К нашему огромному огорчению, не нашли мы и наших бесстрашных провожатых из Онишек. Они переехали в Киев, где, нам сказали, живут и сейчас. Может, откликнутся патриотки и напишут? Ветераны 196-й дивизии никогда не забудут их подвига.

По тылам врага