А другой мне не надо

С одной стороны, Мельникова почувствовала себя влюбленной. С другой – и в этом Жанна признавалась неоднократно – любить она не умела. Точнее – умела, но только до тех пор, пока птичка сама себя не запирала в клетке. К добровольно сдавшимся она влечения не испытывала и интересовалась исключительно теми мужчинами, которые не торопились демонстрировать особой заинтересованности в ее, Жанкиных, прелестях. Вот тут-то Мельникова и заводилась с полоборота, а ее мысль начинала работать с бешеной скоростью и исключительно в одном направлении.

– Я – это… – пыталась умничать Мельникова. – Знаешь, кто?

– Кто? – уточняла Анна.

– Ну это… Как ее?.. Нимфетка.

– Может быть, нимфоманка? – Аня еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

– Во! – радовалась, как ребенок, Жанка. – Нимфоманка.

– А ты, Жан, понимаешь, о чем говоришь? – очень аккуратно переспрашивала ее Гольцова, зная о пристрастии подруги к заумной, как та считала, лексике.

– Конечно, понимаю! – заявляла Мельникова и тут же давала свое собственное определение: – Нимфоманка – это такая баба, которую хотят все мужики. Хотя и не признаются в этом.

– Не совсем так, – пыталась внести свои коррективы Анна, как директор Информационного департамента, ратующая за точное определение понятий, но вскоре отказалась от этой мысли вообще, услышав в определенный момент, что ее способность сомневаться во всем вызывает в людях «недоумление».

– Да, да. Прямо недоумление, – с остервенением повторяла Жанна и поучала Гольцову: – Ты думаешь, умных баб мужики любят? Ничего подобного! Они их терпят. Поэтому нехер свой ум везде показывать, Анька. Делай, как я: с виду дура дурой, а в уме – калькулятор.

И вот теперь этот возлежащий на диване калькулятор подсчитывал, во что ему может обойтись предстоящая интрижка с автором многозначительного «Я тоже». Как ни крути, от перемены мест слагаемых сумма все равно не менялась, поэтому расклад оставался один и тот же: Колян, Толян и они с Анькой. «А как же дружба?» – на секунду пронеслось в сознании Мельниковой и тут же умчалось за ненадобностью. Где бы была эта пресловутая дружба, если бы она, Жанна, не была замужем за бизнесменом и не имела бы дома в Дмитровке? Кому-то легко: родился с золотой ложкой во рту и хлебай дальше. А ей, из Собакаева-то, пришлось лапами поколотить. Поэтому если она чего-то и добилась в этой жизни, то сама. И стыдиться здесь нечего! Поэтому имеет полное право на нормальное человеческое счастье. И не важно, что временное, зато свое собственное, собственноручно добытое, можно сказать, в неравном бою.

Побыв пятнадцать минут в образе разлучницы, Жанна поостыла и подумала о сложившейся ситуации совершенно в другом ключе. Ну вот уведет она Гольцова из семьи, и что? Новая жизнь начнется? Чего он ей даст-то? Три раза секс, на четвертый «есть хочу»? Опять же, Коляна куда? У Аньки-то вся жизнь впереди: найдет для здоровья кого-нибудь. А этот? «А этот – мое пожизненное заключение», – вздохнула Мельникова и повернулась на бок, предусмотрительно положив телефон рядом с собой. Так в ожидании звонка и задремала.

Каково же было ее удивление, когда, проснувшись, обнаружила, что в течение часа ни одна живая душа не побеспокоилась о том, где она, бедная женщина, чем занята и как себя чувствует. Предъявлять претензии Гольцову было неправомочно, а вот Коляну – в самый раз, решила Жанна и отправила ему эсэмэс-молнию: «Срочно перезвони».

«Срочно перезвони» не осталось незамеченным: на табло мобильного высветилось имя Мельникова.

– Ты че, Колян, сдурел? – завопила с ходу Жанка, на что Николай Николаевич отреагировал традиционно. Он просто отодвинул мобильный от уха на безопасное расстояние и приготовился ждать, когда в доносившихся до него воплях возникнет пауза, во время которой появится возможность обратиться к супруге. Мельникова припомнила мужу все: испорченное утро из-за того, что нет кофемашины, похороненную молодость, загубленную репутацию («Ради тебя отказалась от доброго имени»), отсутствие детей, машину-трехлетку и, конечно же, отказ от ежедневных радостей жизни во имя высокого долга, о котором напоминают штамп в паспорте и совместно нажитое имущество. После слова «имущество» поток иссяк: Жанна взяла пятисекундный тайм-аут, и Мельников наконец-то поинтересовался:

– А что случилось?

– Как это что случилось?! – снова взвилась Жанка и, набрав в легкие побольше воздуха, приготовилась изложить суть вопроса: – Ты где был, идиот?!

– Ты забыла? Я на работе, – невозмутимо сообщил Николай Николаевич и снова отставил трубку.

– Это ты сейчас на работе. А утром ты где был?!

– В бассейне.

– Вот то-то и оно, что в бассейне. И что, звонить после бассейна не надо?

– Зачем?

Жанна все-таки умела удивлять.

– А затем, Колян, что это бассейн. Водичка это, Коля. Хоп – поперхнулся и на дно.

– У меня разряд по плаванию, – напомнил кандидат в утопленники.

– Засунь себе свой разряд в одно место! Инфаркт не спросит, подплывет и обнимет. А я – вдова в сорок пять. Мне че, это надо, по-твоему? Я ж волнуюсь, придурок! Трудно, что ли, семь цифр набрать?!