А-Два (СИ)

Вдоль одной из стен зала ожидания выстроился целый ряд разноцветных остекленных контейнеров: синих городских и красных междугородних. «Интересно,» - вдруг подумал капитан второго ранга, направляясь к ближайшей синей коробочке, и нашаривая по пути в кармане заветную двухкопеечную монету. – «Почему нельзя сделать так, чтобы из каждой будки можно было бы звонить куда угодно?»

- Алло, девушка? – вопреки ожиданию, трубку взяли сразу же, аппарат успел выдать только один гудок.

- Центральная, - голосом милым, но казенным, отозвалась девушка. - Ваш личный номер?

«Автоматон» - слегка расстроился Корсак. «Ну и ладно».

- Двенадцать двадцать три ноль шестьдесят два, - максимально разборчиво, четко артикулируя сказанное, выдал подзграничник.

- Приготовьте личную карточку.

Корсак добыл из кармана кителя и поднес к считывателю аппарата кусок служебного пластика. Считыватель дружелюбно подмигнул зеленой лампочкой.

- Личный номер принят. Слушаю Вас, товарищ капитан второго ранга.

Голос то ли автоматона, то ли просто очень сдержанной и вежливой девушки по ту сторону телефонной линии был громок и отчетлив, и всё сказанное Корсак понял сразу. Ожидаемая комиссия снова была перенесена, на этот раз, со среды на пятницу, а это значило, что ему, Корсаку, предстояло пребывать в городе на Неве еще минимум два дня.

В конце концов, никто не мог дать гарантии того, что комиссию не перенесут еще раз, и ожидание не затянется сверх положенного, а потому требовалось сделать сразу несколько дел.

Первым делом было решено прогуляться до комендатуры: отставка отставкой, а порядок быть должен, пребывание командира или бойца в населенном пункте обязано быть зафиксировано где надо и кем следует. В такой фиксации, правда, не было никакого толку вот уже лет десять — с того дня, как в обращение ввели личные карточки нового образца: теперь каждый воинский начальник подходящего ранга мог отследить местонахождение подчиненного с точностью до метра.

Однако, изменения в военной среде происходят небыстро, правила меняются редко, и отметиться в комендатуре все равно следовало.

Дверь, украшенную скромной табличкой «Военная комендатура Узла», старший сержант Бурзум распахнул рывком, напугав нечаянно стайку — человек семь или восемь — полурослиц. Полурослицы старшему сержанту немного досаждали: они вольготно расположились на ступеньках прямо у комендатуры, игнорируя столики расположенного неподалеку летнего кафе. Полурослицы мешали пройти, а также болтали и смеялись, причем орк автоматически отметил выраженный молдавский акцент.

Разумеется, ни акцент, ни беззаботная болтовня не были ни причиной, ни поводом: просто так совпало, пугливые хохотушки и внушительно-резкий дядя в форме.

Не то, чтобы в этом — не запугивании юных гражданок, а резком и порывистом поведении — была какая-то настоящая необходимость, но силушка молодецкая бурлила и требовала выхода, а еще Бурзуму страшно хотелось выполнить одно из первых настоящих поручений начальства как можно скорее и толковее.

Дежурный по комендатуре нашелся там, где и положено — на своем рабочем месте, за дежурным столом. Стол стоял внутри, соответственно, дежурной комнаты, ярко освещенной двумя потолочными светильниками. В довольно большом помещении было почти пусто: стол, стул, тумбочка с чайным набором и незаполненные стеллажи, да еще висел на положенном месте ареопаг: Маркс, Ленин, Сталин, Суслов, Шандыбин.

Все было бы хорошо, сиди дежурный правильно и как положено, но сидел он не лицом к двери, а, совершенно возмутительным образом, к ней же спиной. Точнее, прямо сейчас дежурный от двери отвернулся: на небольшой тумбочке закипал электрочайник, значит, следовало извлечь из ящика чашку с заранее насыпанной заваркой.

- Дежурный! - возмущенно, во всю мощь могучих легких, заорал Бурзум. - Что за безобразие на рабочем месте? Отставить гонять чаи!

Дверь, увлекаемая мощным пружинным доводчиком, громко захлопнулась. Искомый дежурный развернулся, не вставая со стула, и орку немедленно стало не по себе.

Отчего-то вспомнился лейтенант Нефедов, гонявший новобранцев в учебке, и его слова, сказанные давно и далеко, но, казалось, прямо здесь и сейчас. «Это залет, боец!» - всплыло где-то внутри, за мощными надбровными дугами.

- Исенмесез, херметле эти, - только и смог выдавить сквозь мигом пересохшие губы старший сержант государственной безопасности.

Мало того, что дежурный оказался не ожидаемым сержантом, то есть, на армейские деньги, тремя званиями ниже самого товарища Бурзума, а целым майором! Нет, еще дежурный был орк, причем из того же рода, что и сам возмутитель спокойствия (на последнее обстоятельство зримо указывала клановая татуировка, украшающая левую щеку комендантского майора). По всем законам и традициям, уставным и неписанным, Бурзум совершил ошибку, и ошибку страшно стыдную: свой своих не спознаша, да еще и нахамил старшему и по званию, и по роду.