А. Г. Орлов-Чесменский

— Что же предлагает граф?

— Если бы вы на это согласились, ваше императорское высочество, местом встречи могла бы стать Пиза.

— Мне не так просто пуститься в путь, не вызвав множества пересудов. К тому же мне следует уладить здесь множество дел.

— О, ваше высочество, может быть, я оказался бы вам в этом полезен? Если бы вы выразили желание ехать, у меня имеется письмо неаполитанского банкира англичанина Дженкинса, который, за поручительством графа Орлова, предоставит вам неограниченный кредит. Граф специально просил вам передать, что пусть материальная сторона вообще перестанет вас волновать. Орловы очень богаты и готовы посвятить все свое состояние делу вашего возведения на отеческий престол.

— Я подумаю, контр-адмирал. Вы оставите свой адрес у моего секретаря, и он в положенное время известит вас о принятом мной решении. Во всяком случае, это произойдет не в ближайшие дни. Ждите, Кристинек, ждите.

ПИЗА Квартира А. Г. Орлова А. Г. Орлов

…Вот оно что — Пугачев! Сумела с ним расправиться. Сумела и писать о том не стала. Откровенничала! Это она-то. Пятнадцатого сентября властям сдали, и ни слова. Сколько месяцев прошло, пока в Москву доставили. Вон как напугались: в клетке железной! Выходит, за стражу не ручались.

А чего было везти? Допрос с пристрастием окончательно понадобился. Со всеми пытками, какие только Шешковский выдумать сумел. И то сказать, заплечных дел мастер. В пытошной все стены иконами завесил. Человека на дыбе ломает, а сам акафисты читает. Иной раз и ладаном покурить велит.

Государыня наша одному ему доверяет. И племянник Потемкина допросы вел, и князь М. Н. Волконский, только куда им против Шешковского. Тридцать лет в Тайной Экспедиции при Сенате розыски по важнейшим делам вел. Сама его выискала. Пишут, иначе как милым Степаном Ивановичем и не называет.

Какого секрета от бунтовщика ждали? Чего допытывались? За две недели так переломали, что еще две недели по кускам собирали, чтоб суду представить.

Суд в Кремлевском дворце устроили. Всех членов Сената и Синода в него посадили, президентов коллегий, десять генералов, двух действительных тайных советников. Над всеми генерал-прокурор Вяземский.

Кончать от разу разбойника надо было. Где там! Заседали. Не иначе воду в ступе толкли. Все равно, папинька-сударушка пишет, приговор императрица сама заранее определила: живьем на плахе четвертовать и только под конец голову отрубить.

Десятого января в Москве на Болотной площади казнь устроили. Народу тьма набежала, да еще солдатами сгоняли кто дома позамешкался. Всем урок, а генералам государыниным слава.

То ли ошибся палач, а папинька-сударушка полагает, нарочно сначала злодею голову снес, а там уж свежевать на плахе стал. Москвичи ведь, они и палача самого освежевать могли — бунтовщики известные.

Государыне и того мало показалося. Во всех землях, где разбойник бушевал, всех пересечь жестоко плетьми, у каждого ухо урезать, да еще на каждых триста пахарей одного по жребию повесить. Чтобы память о Пугачеве истребить, родину разбойника переименовать в станицу Потемкинскую, яицких казаков в уральских, реку Яик в Урал, Яицкий городок в город Уральск.

Как ни рассчитывай, отправлять Елизавету надо — самому бы под гнев царский не попасть. Папинька-сударушка недаром пишет: не узнать государыню и пощады от нее ждать нечего. Разойтись бы миром да более на узкой дорожке не встречаться.

А Елизаветы что твоего Пугачева боится. Там-то бунтовщик, здесь… Здесь дело другое. Вчерась у лорда Гамильтона портрет ее видел. В мраморе. Скульптор знаменитый германский делал. Не стал спрашивать, откуда. Значит, свой расчет имеет.

Спросил сэра Дика, консула в Ливорно, о помощи. Сослался на волю государыни. Мол, хочет, чтобы беспокойный член семейства на родине под присмотром бы был. Посмотрел. С ответом подождал. Так выразумел, у начальства спроситься должен.

Без него не выйдет дело. А полагать надо, помогут. Другое дело, кабы с турками мира не заключили, с Пугачевым бы не справились. С победителями не спорят.

Через Шувалова думал. Оказывается, императрица сама ему не раз писала. Отговаривался, чем мог, да на новое место переезжал. А все неподалеку, все рядом.

Из всех своих для такого дела многих не нужно. Хватит, пожалуй, трех. Кристинек на все пойдет. Грейг любую команду выполнит. А вот искать да разнюхивать — дело Рибаса. С ними и начнем.

Может, и Орловых иначе привечать станет. Папинька-сударушка пишет, как через две недели после пугачевской казни в Москву государыня прибыла, так сразу распорядилась в память побед над турками заложить путевой дворец за Тверской заставой, на землях Высоко-Петровского монастыря. Не забывает, значит.

А когда вместе на коронацию ехали — тем же путем. Одного народу на переезд без малого восемьдесят тысяч понадобилось, лошадей девятнадцать тысяч. Восемь дней в пути — в сказке не расскажешь. А называлось — инкогнито. Какое царствование начиналось! Поди, и ей того не забыть.

РИМ Дом «русской княжны» Елизавета, Чарномский