... а Ганг течет дальше

Ну, а если оставались еще люди, плохо себе представлявшие. кто такой махараджа, то им на помощь поспешил Голливуд со своей версией индийского князя, потеснившего на экранах образ европейской владетельной персоны, изрядно надоевший зрителям. Это имело те преимущества, что размахивающего саблей владельца гарема можно было заставить на экране участвовать в самых невероятных приключениях и любовных интригах без риска вызвать сомнения у зрителей, для которых Индия по-прежнему была загадочной страной. В конце концов слова «махараджа» и соответственно «наваб», как называют себя мусульманские князья, стали синонимами расточительства и безрассудной роскоши.

С одним индийским князем — махараджей Джайпура — я познакомился в клубе «Ашока». Шикарный клуб, ничего не скажешь, но не в восточном стиле, а совершенно европейский. Помещается он не в мраморном здании, а в обычной четырехугольной коробке из бетона без колонн, украшений и орнамента, и его желтый фасад даже кажется бедноватым. Вместо инкрустированных золотом и отделанных алмазами залов, вместо роскошных парков я увидел блестящий хромированный бар, площадку для гольфа, выложенный мозаикой плавательный бассейн и теннисный корт.

«Ашока» — аристократический клуб, созданный по английскому образцу. С таким же успехом он мог бы находиться в Лондоне, Оксфорде или Бристоле, но в Джайпуре он придавал восточному князю еще и лоск английского лорда. Клуб насчитывает всего лишь 50 членов, это, так сказать, сливки общества, и Сатья Пракаш — индиец, введший меня туда, — пояснил, что я должен считать приглашение высокой честью.

В баре этого высокопоставленного заведения мы оказались единственными посетителями. Не успел я заказать виски с содой на льду, как вдруг Сатья вскочил, нет, не вскочил, это не то слово, а прямо-таки взметнулся со своей табуретки, и знаком предложил мне последовать его примеру. В дверях стоял широкоплечий мужчина лет 45, довольно высокий для индийца, одетый, как европейский делец, в рубашку «бушот», выпушенную поверх темных брюк. Перед нами был махараджа Джайпура, живой махараджа, но без тюрбана, усыпанного алмазами, и без единого слуги.

Сатья Пракаш поклонился и, указывая на меня, произнес:

— Разрешите представить вам моего немецкого друга.

За рукопожатием и приветствиями «гуд ивнинг» и «хау ар ю» последовало приглашение на партию в бридж. В ответ на мой отказ его высочество взглянул на меня удивленно, я бы сказал, чуть ли не пренебрежительно, и пробормотал по-английски с оксфордским произношением:

— Ах да, вы ведь немец; в Англии почти все играют в бридж.

Тем не менее я также перешел в комнату для игр. Над дверью красовались слова: «Эйр кондишн». Царившая прохлада делала их понятными даже тем, кто ничего не смыслит по-английски.

— Если бы не установка, летом совсем нельзя было бы играть, — пояснил мне Сатья.

Беседа за игрой была весьма непринужденной. Говорили о пустяках — о погоде, о последнем приеме, об отборочных соревнованиях по теннису и о предстоящем турнире в поло, который, по заверениям присутствовавших, должен был выиграть его высочество (так теперь в Индии именуют махараджей). Но о чем бы ни заходила речь, разговор неизменно кончался махараджей, его делами, мнениями, взглядами или молодой прекрасной махарани, которая незадолго до этого одновременно с призом на международном конкурсе красоты получила доступ в высочайшие покои и теперь пользовалась княжескими почестями на правах третьей жены махараджи.

На обратном пути Сатья превозносил скромность князя и очень удивился, когда я разрешил себе усомниться в ней.

— Видели бы вы, — сказал мой спутник, — с какой пышностью обставлялся выход махараджи до того, как он стал «его высочеством»!

Лишь немногие махараджи были потомками легендарных индийских царей или наместников Великих Моголов. Большинство из них ведет свой род с конца XVIII — начала XIX в. Прообразом этих правителей скорее всего послужили мелкие феодальные князьки в Европе. Средневековую Германию после Тридцатилетней войны — вот что напоминала Индия, раздробленная на 562 государства махараджей, которые занимали четвертую часть всех индийских владений английской короны с населением в 100 миллионов человек. Возникли эти княжества произвольно и имели различные размеры и значение. Площадь Хайдарабада равнялась территории всей Италии, но многие владения махараджей были не больше обычного поместья. Вьямпура имела 135 жителей, а в Бильбари на двух квадратных километрах проживало 27 индийцев, тогда как область, населенная 12 миллионами гуджератцев (гуджерати — один из 14 основных языков Индии), была разделена на 364 княжества.

Махараджам и навабам разрешалось за верную службу англичанам выжимать последние соки из бедной, замученной страны, эксплуатировать и обирать крестьян и ремесленников и вести паразитический образ жизни восточных деспотов давно минувших времен.