... а Ганг течет дальше

На экранах Индии демонстрируется ежегодно от 400 до 500 иностранных и отечественных фильмов. Это очень много для страны, где на 130 тысяч жителей приходится один кинотеатр и где миллионы людей вообще никогда не ходят в кино, так как не имеют для этого ни денег, ни желания. Уму непостижимо, как индийские кинопромышленники умудряются пропускать эти фильмы всего лишь в 3 тысячах кинотеатров страны, оплачивать накладные расходы и даже извлекать прибыль.

Калькутте и Мадрасу принадлежит значительная роль в индийской кинопромышленности, но настоящим киногородом, этаким восточным Голливудом, бесспорно является Бомбей. Здесь на 40 с лишним студиях производится больше половины всей кинопродукции Индии. Здесь рождаются или создаются рекламой кинозвезды. Звезды получают сказочные гонорары, а осветители и рабочие павильонов влачат нищенское существование. Чтобы этот мир казался необычным, интересным, заманчивым и привлекал в кинотеатры все больше зрителей, бульварная пресса окружает его ореолом слащавой романтики.

Мне довелось познакомиться с киномиром Бомбея совсем с другой стороны. Когда я вошел в огромный зал студии Радж Капура, там, несмотря на жару, шла напряженная работа и не было и следов той романтической обстановки, о которой так любят писать газетчики. На стене светился красный сигнал: «Внимание, съемка!», а операторы направляли объективы на люк в потолке, из которого боязливо выглядывал Радж Капур, снимавшийся в роли бедного крестьянина.

Радж Капур, или, как его иногда называют, индийский Чарли Чаплин, принадлежит к видным художникам реалистического жанра. Этому стройному индийцу незадолго до моего приезда исполнилось 33 года. Родом он из старинной артистической семьи и получил специальное театральное образование. Первого большого успеха Радж добился еще двадцатилетним юношей в фильме «Голубой лотос». Вскоре он основал собственную студию, в которой выполнял функции актера, режиссера и продюсера, и примкнул к небольшой группе молодых режиссеров, старавшихся утвердить реализм в индийском киноискусства. Именно стремление к созданию реалистических фильмов завоевало ему симпатии индийских и зарубежных зрителей.

Капуру удалось выработать своеобразную манеру игры, внешне несколько напоминающую мимику Чарли Чаплина, но отличающуюся от нее национальным, чисто индийским характером. Подобно чаплинскому, его юмор сочетается с горькой иронией, он вызывает смех и заставляет задуматься, ему нельзя отказать в веселости, но в то же время он очень серьезен. Радж Капур сам объяснил мне, в чем состоит его метод:

— Многие считают меня просто шутником, но они меня не поняли. Я стремлюсь не только смешить и развлекать, но и разоблачать плохое, пробуждать симпатии к хорошему, прекрасному, благородному. Своеобразие моей манеры игры в том, что я добиваюсь желаемого результата при помощи юмора, смеха, так как они разят цель точнее, чем брань.

Индийское кино имеет сравнительно большую историю — уже в 1913 г. в стране был снят первый немой фильм. Но в течение 40 лет, пока режиссеры и операторы плели на экране фантастические небылицы, не имевшие никакой художественной ценности, оно не проникало в другие страны. Лишь с вышедшего в 1953 г. фильма «Два бигха земли», в котором серьезно и правдиво рассказывалось о проблемах и заботах простого крестьянина, началась новая эпоха в индийской кинематографии. Она ознаменовалась появлением реалистических высокохудожественных фильмов, и если сейчас индийское киноискусство завоевало признание всего мира, то в этом бесспорная заслуга той небольшой группы режиссеров, которая изгнала из своих студий махараджей и богов и сделала главным героем фильмов современного индийца.

Индийская свадьба

Украшенные лампочками деревья в саду Иш Кумар Пури напоминали о рождестве. Только совсем не рождественской была жара, такая, что даже вечером не хотелось надевать ничего, кроме легкой рубашки «бушот». В тот день мне, правда, пришлось отказаться от этой удобной одежды, так как я был приглашен на свадьбу в семье Пури.

Обычно все семейные торжества происходят в доме, но на этот раз он стоял одинокий, всеми покинутый и забытый, а для приема гостей в саду был разбит четырехугольный шатер — пандал. Человеку непосвященному он мог показаться слишком большим для семейного праздника, но хозяева знали, что их ожидало в этот день. Все, кто находился с женихом или невестой хотя бы в самых отдаленных родственных отношениях, был связан с ними хотя бы поверхностным знакомством или по каким-то другим непонятным мотивам считал себя вправе претендовать на гостеприимство Пури, не преминули явиться к столу. Никто из гостей не ожидал специального приглашения. Да и к чему оно! Когда за несколько недель до этого я, проходя мимо, загляделся на свадьбу в совершенно незнакомой семье, меня тотчас усадили за стол и стали радушно угощать. Не удивительно, что в пандале Пури вскоре не осталось ни одного свободного места.