И когда мои движения стали отчаянными, мои руки потянулись к пуговицам на его куртке, мои ноги обвились вокруг его ног, побуждая его крепко прижаться ко мне, с грубым, сердитым звуком он отстранился, хотя его руки все еще, как два огня, лежали по бокам моих бедер.
Я втянула в себя воздух, его пылающий взгляд был прикован ко мне. Звуки нашего дыхания на несколько мгновений наполнили воздух. В голове у меня светло, зрение все еще затуманено бессмысленной дымкой.
Его слова были тихими и грубыми.
— Кто ты?
Внутри меня расцвела улыбка воспоминания. Я наклонилась, касаясь своими губами его губ.
— Меня зовут Каламити, — прошептала я, повторяя то же самое, что сказала ему почти год назад.
Когда наши губы уже соприкасались, было слишком трудно сопротивляться — он зажал мою верхнюю губу между своими. Я просунула язык ему в рот и застонала, когда он нежно пососал его.
А затем он отстранился, его руки полностью оставили меня.
— Черт.
Он повернулся, его спина была напряжена, он положил руки на затылок, как будто что-то снимал.
Я посидела там мгновение, чувствуя себя опустошенной без его рук на мне. Соскользнув с ящиков, я сделала шаг в его сторону, но остановилась, когда в мой адрес прозвучало:
— Каламити, не надо.
Но потом я сделала всего лишь еще один шаг, и еще, и еще.
Он резко обернулся.
— Ты что, не понимаешь по-английски?
Так вот что было все это время? Предполагалось, что слова были резкими, но они прозвучали устало и грубо.
— Я только забыла выучить
На его лице промелькнуло веселье, как будто он не хотел находить это смешным, но это было так.
Пока мы стояли там, социальная пропасть между нами росла, огромная и предполагающая, что я не хотела, чтобы это заканчивалось, пока нет. Я просто хотела немного большего, чтобы, найдя своего кузнеца, я могла быть довольна этим, мы с Уэстоном расстались, забыли друг друга. Нашли завершение.
Когда выражение лица Уэстона внезапно посуровело, его глаза сузились, я поняла, что в какой-то момент, пока он целовал меня, стены в моем сознании рухнули. Я быстро заставила их подняться обратно.
— Кузнец, да? — его безразличный тон не соответствовал тому мрачному взгляду, которым он смотрел на меня.
Я прикусила губу, кивнула и подошла ближе к нему, проводя пальцем по клейму на его руке.
— Ты убил своего отца, — тихо сказала я, обводя пальцем букву Т
— Никогда по-настоящему не любил этого ублюдка.
Смех подступил к моему горлу. Это было не смешно — это серьезно встревожило. Но то, как он это сказал, было похоже на то, что принять решение было несложно.
— Я не думаю, что покаяние поможет в этой ситуации, — задумчиво сказала я, представляя, как он сидел рядом с отцом Мэтьюзом и признавался во всех своих грехах. Они пробыли бы там год. Нет, два.
— Нет? — спросил он, и в его глазах вспыхнуло веселье. — Думаешь, у меня не осталось никакой надежды?
Покачав головой, я полностью прислонилась к нему, грудью к животу, глядя ему в глаза.
— Я в это не верю. Но поскольку я знаю, что ты этого не сделаешь, я покаюсь за тебя.
Мое сердце подпрыгнуло на ступеньку выше, когда
Со стоном его руки обхватили мой зад, поднимая меня на ноги и прижимая к себе. Я прижалась спиной к стене, тепло его тела плотно прижималось ко мне.
Это было более рваным, грубым, неистовым, чем предыдущий поцелуй. Но это был худший вид поцелуя: такой, что ты задавался вопросом, если бы он никогда не прекращался, куда бы он делся. Насколько по-другому мог бы выглядеть ваш день, если бы вам дали шанс узнать об этом.
К сожалению, я этого так и не сделала.
Прерывисто вздохнув, Уэстон отстранился, сказав:
— Я слышал тебя можно поздравить.
Я моргнула, выныривая из тумана, озадаченная тем, что он имел в виду, но затем знакомый смешок за спиной Уэстона заставил меня понять, что он обращался не ко мне.
— Я думал, что единственным поводом для празднования будет моя голова на пике, — ответил Максим.
Уэстон прижимал меня к себе, пока мои пальцы ног не коснулись земли.
— Клятва — это одно и то же, не так ли?
Максим рассмеялся.
— Подожди. Ты берешь в залог какую-то несчастную леди? — ошеломленно спросила я Максима.
— Цена, которую приходится платить за один голос короля, — сухо сказал Максим.