А я смогу…

– Мы решили оставить малыша. Я уже сходила на УЗИ, и мне сказали, что он очень хороший, что правильно развивается. И сердечко его дали послушать…

Она помолчала и хрипло добавила:

– Спасибо тебе. Сегодня ты спасла три жизни: ребёнка, мою и Лёшкину.

Когда счастливая Ольга не из хвастовства, а от огромной радости рассказала об этом отцу Петру, он улыбнулся и прошептал таинственно:

– Готовься, думаю, очень скоро в твоей жизни произойдёт что-то очень хорошее. Господь всегда за смелость и неравнодушие награждает…

Москва и область. Сентябрь 2000 года

Потоптавшись у запертой Лёлькиной двери пару минут, Сергей, будто что-то могло измениться, ещё раз позвонил, подождал и, вздохнув, нехотя потащился вниз, ругая себя за то, что не договорился с Лёлькой о встрече заранее. Просидев в машине у её подъезда часов до десяти вечера, он завёл мотор и медленно поехал в сторону дома.

Лёлька всегда была жаворонком и ненавидела поздно ложиться спать. Наверное, уехала куда-то с ночёвкой, забыв предупредить. Да, в сущности, и не должна была предупреждать, ведь он ей «никто», как сказала она сама вчера, выходя из его машины. Сергей вздохнул, включил радио и принялся подпевать. Но это занятие ему скоро надоело, он убрал звук, и во весь голос завёл старую песню, которую любили петь на семейных праздниках его родители. Отец играл на гитаре, а мама пела красивым нежным голосом. Их сын певческим даром не обладал, и голос его подходил, пожалуй, лишь для того, чтобы кричать «Полундра! Пожар на борту!», но петь при этом он очень любил. Вот и сейчас с чувством выводил:

Я сегодня – дождь, иду гулять по крышам.

За окном и вправду пошёл дождь, но эта незамысловатая песенка казалась влюблённому Сергею Ясеневу гораздо более жизнеутверждающей, чем «Московская осень» любимого им Александра Иванова. Ещё вчера она очень подходила под его настроение. Но сегодня всё изменилось. Другое время – другие песни. Ясень усмехнулся и грянул ещё громче, почти ликующе:

Я сегодня – дождь, и я её поймаю.

На словах про золотую прядь он живо представил златовласку Лёльку и улыбнулся, совершенно счастливый. Он был уже почти у своего дома, но лихо заложил крутой вираж, развернулся и, продолжая распевать во всё горло, поехал обратно к дому Лёльки, почему-то уверенный, что они сегодня всё-таки увидятся.

Ольга вернулась домой поздно. То есть, конечно, поздно по её понятиям, в начале одиннадцатого. Разделась и почти тут же рухнула спать – сил не было совсем. Неожиданно приехавший из командировки Павел, которому она была так не рада, уговорил её съездить погулять в Кусково, а потом они посидели в ресторане. Она поначалу даже обрадовалась его предложению, решив, что теперь непременно мягко, но решительно объяснит несостоявшемуся жениху, что их «встреча была ошибкой».

Но всё опять вышло не по её. Павел сразу же начал рассказывать о дяде, его состоянии. Она участливо слушала, качая головой и очень радовалась, что Ивану Николаевичу стало получше. Потом всё же предприняла попытку расставить точки над и. Взяла Павла за руку, мягко и виновато начала:

– Паша, мне очень нужно с тобой поговорить, – и почувствовала, как он вздрогнул и напрягся. Жалость заползла в сердце. А для неё жалость всегда была плохой советчицей. Тем не менее, она вздохнула и продолжила:

– Ты знаешь, мне кажется, что наши отношения идут не туда. Бывает же такое, что оба человека вроде бы неплохие, даже, может быть, и совсем хорошие, но вот друг другу они не подходят. Это как раз про нас с тобой. Во всяком случае, ты точно очень хороший. Просто мы с тобой созданы не друг для друга. Поверь мне, я знаю, что говорю. Я уже была замужем, и мне есть с чем сравнивать…

– Ты мне подходишь, – тяжело, с нажимом сказал Павел.

– Тебе кажется… Да и потом, это должно быть обоюдное ощущение. А у меня его нет. Я смотрю на тебя: красивый, умный, хороший человек, – но не мой. Многие женщины были бы счастливы жить с тобой. Но не я.

– Моей любви хватит на нас двоих, – произнёс он вдруг слова, которые она ожидала услышать меньше всего.

Тяжело, как же тяжело! Как её угораздило так вляпаться? Ольга снова вздохнула, потёрла глаза и устало посмотрела на Павла.

– Пашенька, наверняка есть люди, которые могут прожить, только принимая чью-то любовь. Но я – нет. Я хочу и сама любить.

– Оля, тебе тридцать два года, а ты такая идеалистка. Любовь – это не главное, – Павел смотрел на неё с мягким укором, но Ольге показалось вдруг, что он с трудом сдерживает раздражение. Она подумала, что вот это настоящий Павел. А тот, со словами про свою любовь, которой хватит на двоих, – нет. Для чего-то он пытается играть. Ольга насторожилась:

– А что главное?

– Доверие, дружба, взаимная поддержка…

– Это всё очень хорошо. Ты прав, конечно, это важно. Но ведь мы даже не друзья. Так, приятели. Мы с тобой друг друга совершенно не чувствуем. А жить только разумом – невозможно.

– Браки по расчёту – лучшие браки, самые крепкие.