А я смогу…

Пришлось Павлу битых два часа сидеть на пятом этаже, спрятавшись за приставленные к стене листы фанеры, припасённые кем-то из жильцов. Хорошо, что менты не рыли землю носами. А то ведь могли его обнаружить. Хоть в этом повезло.

И он сидел, слушая, как вместо него в роли спасителя выступает этот молодой мужик, Ольгин, как выяснилось, бывший муж. Единственным плюсом сидения в неудобной позе стало то, что Павел узнал, наконец, кем же был его таинственный противник. Выяснил и заскрипел зубами. Некстати появился и пьяненький сосед, который радостно приветствовал этого самого Сергея, а про самого Павла отзывался хуже некуда. Да ещё и увидел-таки его у двери! А Павлу-то показалось, что он уже совсем невменяемый был. Так нет, поди ж ты! Не просто увидел – узнал его, оказывается, хоть и не понял, чем Павел занимался, подумал, что дверь мыл.

Странно и тревожаще было и то, что Ольга в ответ на заявление алкаша промолчала. И теперь оставалось гадать почему. То ли не поверила, то ли совсем наоборот.

Ах, как бы ситуацию отыграть в свою пользу? А что, если, когда все разойдутся, явиться к Ольге и, сославшись на любящее сердце, наплести, что не мог заснуть, мучился от какой-то необъяснимой тревоги, решил вернуться – а тут такое? А что? Вполне может прокатить. И трогательно, и романтично. И Павел стал придумывать речь до безумия встревоженного, горячо и искренне любящего человека. Придумывалось плохо. И он решил, что стоит, пожалуй, купить какой-нибудь любовный роман послезливее и почитать в целях приобретения опыта.

Наконец все разошлись. Он уже собрался было сыграть свою роль. Но тут снова не повезло. Бывший Ольгин муж остался у неё. Ну, разумеется! Как он мог её одну бросить в такой тяжёлой ситуации? Он же, по её словам, чуть ли не идеал мужчины! И теперь этот идеал утешал Ольгу вместо него, Павла!

Стоило что-то срочно придумать, как-то всё исправить. Но в голову ничего не лезло. Павел с трудом выбрался из-за приваленной к стене фанеры, отряхнулся и, тяжело ступая затёкшими от долгого сидения в укрытии ногами, пошёл вниз, с раздражением отряхиваясь и поправляя одежду. Настроение было мрачнее мрачного.

Утренний поход в милицию особых новостей не принёс. Ольга написала заявление. Её рассказ о предыдущих неприятностях никакого впечатления на милиционеров не произвёл, дело завели только по факту поджога. Раздосадованные, они с Сергеем вышли на улицу.

– Теперь куда? – спросила у него Лёлька с такой интонацией, будто бы он не появился в её жизни вновь лишь позавчера, а был уже много-много лет. И не просто был, а защищал, спасал, помогал. А потому имел полное право командовать. У Сергея сладко дрогнуло сердце, он прижал бывшую и будущую жену к себе и нежно потёрся о её волосы щекой. Жёсткая его щетина царапнула ей щёку и лоб, но она только закрыла глаза и прижалась к нему плотнее.

– Лёль, – тихо сказал Ясенев, – я не могу без тебя, Лёль. Прости меня за всё, я очень перед тобой виноват.

Она подняла на него глаза, в которых стояли слёзы, и покачала головой:

– Это я во всём виновата.

– Опять мы спорим, – он улыбнулся ласково и шутливо, – неужели это никогда не прекратится?

– Я больше не буду.

– И я.

– Надо же, какое несвойственное нам единодушие.

– И не говори… А знаешь что? Пошли-ка за моей машиной! Я её вчера у вашего «Бахуса» бросил, когда к тебе торопился. Сейчас дойдём и поедем в одно место. Ты сможешь сегодня не ходить на работу?

– Смогу, – с готовностью кивнула она, – я же сама себе начальство.

Неяркое осеннее солнце выглянуло из-за облака и осветило её лицо, ставшее с их последней встречи тогда, в больнице, более тонким и нежным. Он смотрел и думал: разве так бывает? Разве бывает, что за девять лет человек не стареет, а становится ещё более красивым? Разве бывает, что за девять лет одиночества любовь не исчезает, а будто бы крепнет и закаляется? И вообще, сейчас не весна, а осень. И ему не семнадцать, а тридцать два, через пять дней тридцать три…

Но Лёлька смотрела на него так ласково, так нежно, что Ясень зажмурился и, чувствуя себя влюблённым мальчишкой, тихонько, словно боясь спугнуть, поцеловал её.

И всё. Девять лет вдруг исчезли, растворились, разбились на осколки и со звоном осыпались к их ногам. И будто бы не было никаких обид и глупого, страшного слова «развод», и словно не стали они убийцами маленького нерождённого человека, который мог бы стать самым большим счастьем их общей жизни.