А я смогу…

– И дядюшкино наследство, – проворчала Матрёна Ильинична, покачав головой, – что ж ты такой убогий-то получился, Павлик? Маму я твою помню, хорошая девочка была. Дядя – золотой парень. Дед с бабкой – тоже достойные люди. Да и вся семья – слова плохого не скажешь. В кого ж ты-то такой? В отца, что ли?

– Папу не троньте, – сердито глянул на неё Павел, – он умер рано.

– Вот именно. А ты его память позоришь.

– А кто виноват? Кто меня в такие условия поставил?

– Ми-лай, – протянула бабушка, снова старательно прикидываясь малограмотной, – серде-ешнай, тебе сколько годков, что ты виноватых ищешь? Ой, горе горькое у тебя, Ваня.

Орехов низко склонил голову:

– Да, радоваться нечему, Матрёна Ильинична… Давай, Паша, продолжай.

– Что продолжать-то? Хороший был план, продуманный. Только…

– Только рисовали на бумаге да забыли про овраги, а по ним ходить…

– Тут этот появился, бывший муж. Когда я на двери надпись сделал, сам остался ждать на пятом этаже…

…Он ждал этажом выше. В окно увидел, как подъехала большая «Ауди», похожая на сильного и прекрасного зверя, из которой выскочила Ольга. Быстро простучали вверх её каблучки. Павел спустился чуть ниже и встал так, чтобы хорошенько рассмотреть происходящее. И сначала всё было не просто хорошо – очень хорошо. Просто замечательно.

Ольга на ходу рылась в сумке – ключи искала. Нашла, зазвенела связкой и вдруг шаги её резко оборвались, будто она налетела на стену. Павел, радуясь тому, что на лестничных клетках горели тусклые лампы, а сама лестница и вовсе освещалась по остаточному принципу – что дойдёт с этажей, – свесился через перила. Ольга стояла, прижав руку с ключами к горлу, и в ужасе таращилась на дверь. Выходит, не зря он старался и ходил на рынок за свежей, не замороженной печёнкой. Да и реакцию Ольги просчитал верно. Она никогда не визжала, просто не умела. Не издала ни звука и сейчас. Это было очень кстати. Ему совсем не нужно, чтобы соседи начали выглядывать.

А вот дальше… дальше всё пошло наперекосяк. Вместо того, чтобы зайти в квартиру, Ольга сделала пару шагов в сторону двери, с ужасом всмотрелась в буквы, пошатнулась и, держась за стену, села на лестницу. По лицу её катились крупные слёзы, он даже в полумраке их разглядел. Можно было бы выйти и сыграть свою роль. Можно было бы, но находился он там, где не должен был быть. И идти пришлось бы сверху, с пятого этажа, что, конечно, вызвало бы вполне справедливые вопросы у Ольги.

Оставалось только ждать, когда она наревётся и всё же войдёт в квартиру. Воспользовавшись очередной серией довольно громких всхлипов, Павел на цыпочках вернулся наверх.

Ольга тихо, обессиленно плакала, Павел, начиная уставать от этой растянутой во времени сырости, утомлённо ждал. И тут в написанную и неплохо сыгранную им до этой сцены пьесу ворвался персонаж, которого не было и не должно было бы быть.

Прыгая через три ступеньки, снизу примчался взволнованный здоровенный молодой парень и плюхнулся на ступени рядом с Ольгой. Ничего не понимающий Павел снова выглянул: его будущая жена, его золотоносная жила сидела, уткнувшись мокрым лицом в куртку незнакомца, а тот… Павел даже через перила перегнулся и шею вытянул от удивления. Потому что здоровущий этот утешитель обнимал Ольгу как-то уж слишком неравнодушно, слишком по-хозяйски. Собственнически – вот как! Автор «пьесы» заскрежетал зубами: это он, он должен был утешать Ольгу. Для этого, собственно, всё и задумывалось. Для этого всё и игралось.

Ах, как всё красиво и эффектно было придумано и сложено, составлено, проиграно в его голове! Либретто было безукоризненно, безупречно. Не зря столько времени потратил.

Итак, занавес открывается. Увертюра. Действие первое. Влюблённый юноша волею судеб вынужден покинуть свою возлюбленную и уехать… Нет, не в крестовый поход, в командировку. В его отсутствие тучи собираются над прелестной белокурой головкой девушки. Враги всячески вредят ей, заставляя трепетать от страха и чувства незащищённости. Доведённая до крайности девушка с нетерпением ожидает возвращения своего верного поклонника.

Действие второе. «Влюбленный» в его, Павла, лице наконец-то возвращается… нет, не из экспедиции Христофора Колумба, из командировки. И возвращается как раз в самый острый, самый драматичный момент. Именно в этот дождливый тёмный вечер злые недруги кровью написали на воротах замка, в котором и живёт прелестное созданье, страшные, пугающие слова. Девушка в ужасе. Страх не даёт ей спать. Она страдает от своего одиночества и чувствует абсолютную незащищённость. И вот именно в этот момент её смелый возлюбленный, её верный рыцарь, бросив все дела, сквозь мрак и холод добирается к ней, готовый защищать её до последней капли крови. Изнемогшая от нахлынувших несчастий, она с чувством неимоверного облегчения, благодарности и любви кидается ему на грудь, покрытую… нет, не доспехами. Промокшей под проливным дождём курткой. «Влюблённый» паладин играючи решает все её проблемы, одной рукой побеждая злодея, а другой обнимая благодарную и страстно мечтающую выйти за него замуж девушку.

Фанфары. Занавес.