`A la vie, `a la mort, или Убийство дикой розы (СИ)

— Узнаю старого Тейта, — сказала Ада с шутливым упреком. — Точнее того самодовольного мальчишку из леса.

— А я узнаю чокнутую девочку из города…

Мы замолчали и мгновением позже взорвались от хохота. Старик встал со скамейки и побрел в темноту.

— Если серьезно, что ты делала, когда переехала в другой штат?

— Ничего особенного, — она пожала плечами. — Поступила в школу, окончила ее и уехала из этого противного города навсегда. Он мне не нравился. Я всегда хотела свободы, хотела путешествовать по миру, знакомиться с новыми людьми и наслаждаться красотой… Знаешь, это может показаться странным, но я училась в лиге Плюща.

— Серьезно? Ты с кем-нибудь там встречалась?

— Да, был один парень. Но это было недолго. По нему было видно, что он прошел туда из-за своего отца.

— Что было потом?

— Он променял меня… на экономику.

— Ого, — я присвистнул от удивления. — Зря время не тратил.

— Да, — кивнула девушка. — во время учебы между студентами идет жестокая конкуренция и о дружбе или любви речи быть не может. Такова политика их заведения — в блеске престижа выдается сухая и бесчеловечная основа. Видел бы ты как он радовался, когда я не прошла по балам — это было так странно, даже жутковато. Но мне было просто неинтересно оставаться там.

— Значит, не доучилась в лиге Плюща. И что — ты бросила все и просто отправилась странствовать, как пилигрим?

— Типа того.

— И много где побывала?

— Ну…

— Париж?

— Там клёва.

— Да ладно? — с сарказмом возразил я. Она промолчала. — Лондон?

— Почему ты называешь только столицы? Или ты думаешь, что я устраивала тур по главным городам мира?

— Просто это первое, что приходит мне на ум. Ну хорошо, Каир?

Она неуверенно кивнула.

— Что? Ты и в Каире была? Ты шутишь?!

Она снова кивнула, приоткрывая розовый рот в лукавой улыбке.

— Да ты разыгрываешь меня!

— А ты такой доверчивый, — сказала она сквозь смех, хватаясь за мое плечо, — я не смогла сдержаться.

— Очень остроумно, да, ты развила этот талант до уровня мастера.

Дальше мы продолжили идти уже молча, покинув набережную, шагая по улице и каждый шаг отдавался в памяти гулким эхом прошлого — звуками музыкальных инструментов: кларнетов и труб; веселым живым смехом, вкусом шартреза и манящим вдали зеленым сиянием, словно огни эльфов; а еще разбросанный в воздухе конфетти, уже использованный лежал на сырой земле вперемешку с четками. Запах специй, свободы, чего-то нового и неизъяснимого…

— Эта музыка звучала у меня в голове, когда мы были в том лесу, — решился признаться я наконец.

— Что? — спросила Аделаида, удивленно захлопав ресницами.

— Там в баре ты спросила… правда ли то, что я исполняю на сцене и, в общем, ну…

Я не успел договорить. Мы остановились у дорожки, ведущей к ее белому двухэтажному дому, который сразу заставил меня обратить на него внимание.

— А я думал вам пилигримам достаточно разбить палатки и разжечь костер, — кивнул я в сторону ее дома.

— О, нет, в этом плане я люблю комфорт и уют, — улыбнувшись, ответила она. — Ну, мне пора, — Ада замешкалась и тут я воспользовался ситуацией, не дав ей опомниться, страстно приник к ее губам. Мы поцеловались…

Аделаида хлестко ударила меня по щеке. Да так что все мысли вылетели у меня из головы. Ох, не так все должно было произойти, совсем не так. Было холодно и больно. Мы выясняли почему она так поступила, стоя в двух шагах от ее дома. А потом она встала на цыпочки и уже сама с напором впилась мне в губы так, что у меня округлились глаза от изумления. Она вечно любит проворачивать подобные штучки, приводящие меня в замешательство и растерянный вид. Но вместе с удивлением, точнее на смену ему, пришло осознание некой истины. Я почувствовал ее губы и с этим окончательно потерял рассудок…

Эти вещие девичьи губы, прикоснувшись к которым ты узнаешь, как умрешь. Как тебя встретит смерть: в сером плаще и с повязкой в руках, чтобы завязать твои глаза, ибо там, куда ты идешь, легко можно ослепнуть. Я боюсь лишь, что больше не вернусь к тебе и вкус твоих губ — это все, что мне останется от тебя. Напоминание будет подобно адскому хлысту, стегающему чувствительную плоть мученика. Образ твой будет врываться в кошмарах от того, что я сделал неправильный выбор, когда приходило время выбирать. И вкус твоих мягких губ, ставших мне когда-то спасением, в конечном итоге, в дурмане обернется самым жестоким проклятием для того кто их заслужил, и, видимо, послужит ему верной гибелью. Таково было пророчество, увиденное мной с нашим первым долгим поцелуем… ну хорошо, вторым. Первый получился, судя по всему, не очень удачным.

***

Мы лежали на кровати в ее маленькой спальне. Через опущенные шторы пробивался лунный свет, растекаясь по полу бесформенным белым пятном.

— Ну ладно, хватит, — сказала она, поворачиваясь на бок, ко мне лицом.

— О чем ты?

— Я знаю, что ты можешь быть серьезным, я видела тебя в баре.

У меня невольно вырвался смешок, отчего сам не пойму.

— Давай.

— Чего?

— Расскажи мне что-нибудь о себе, — попросила она настойчиво.

— Ну, хорошо. Тут нужно собраться и вспомнить что-нибудь… но я этого не хочу.