`A la vie, `a la mort, или Убийство дикой розы (СИ)

— Да, был один парень в школе, который ухаживал за мной. А еще он любил переодеваться в утку.

— Что? — в удивлении сел на кровати.

— В утку! На Хэллоуин! Всегда был в одном костюме. И забавно так крякал. У него даже нос был похож на утиный. Я считала его чудаковатым парнем.

— Ты встречалась с утконосом?!

— Нет же! У нас с ним ничего не вышло, он переехал в Солк лэйк сити и больше я его никогда не видела.

— Это все?

— Ну да, я же говорила, в универе мне было не до парней, я сплошь была занята учебой.

— Тебе везет на любовников. Дональд Дак и… Карл Маркс?

— Да? — заговорщицки улыбаясь, произнесла Аделаида. — А какие у тебя странности, Тейт?

***

Все вокруг играло роль, но не было настоящим, сплошь копией жизни. А моя жизнь как будто вся состояла из одной избитой ноты и эту музыку ничем нельзя было заглушить или прервать, ее гордо превозносили в свете, утверждали как единственную и неопровержимую истину, поклонялись ей, смеясь до боли в животе. Изнанка на ваших мордах, а на моей — горе, горе, горе! В глазах была тревога и уныние, сознание искало путь, но достигла тупика, уперлась в него как баран, разбиваясь о гранитную стену клетки. Ведь ограничение — это ад в чистом виде. Последнее что у меня осталось — свобода в разуме и взгляд Ады, присутствие рядом со мной одухотворяли, делали посредственным и одновременно великим. Эти слова — какие они мелкие и ничего не значащие. Злой мир, населенный пустой материей и недовольными карликами, ежедневно разыгрывающими зрелищную драму «Страшный суд», но без судьи, без режиссера, без сценария, без смысла, без, без, без… глубокий вдох, дайте перевести дух.

Милый мой Тангейзер, ты все еще заключен в пещере, сидишь у стены и глядишь на тени. Они показывают тебе увлекательный немой спектакль. Не хочешь возвращаться? Разве ты забыл? Тебя ждет возлюбленная, Беатриче. Но сначала ты должен спуститься в ад и обозреть все его коридоры. Посмотреть на этих клоунов в париках, глумящихся над всем, что только существует в подлунном мире. Огрубевших уродов потешающихся над красотой. Узреть слепую правду, сжатую в каленых тесках и жестоко насилуемую окружающими ее пародиями на любовь и нравственность. Как это низко. Разоблачить их, разорвать занавес и уйти под фанфары. Что же это получается — я тоже поучаствовал в их отвратительном жалком мелком гнилом спектакле?! Будьте вы прокляты! Сгорите в нем!

Чувствую где-то глубоко внутри меня сидит этот кошмарный демон ненависти, словно выжидает, ждет момента, чтобы вонзиться в мягкую холеную плоть и кусать, рвать ее на части до тех пор, пока это тупое гнусное отродье не завалится на спину и не зальет все своей кровью. Каким чудесным и правдивым выйдет тогда портрет. Зло, творимое из добрых побуждений. Или наоборот? Между Сциллой и Харибдой прячется великая Химера Вселенной. И ее гневный лик устремлен на нас всех.

Как же я сходил с ума. Крики и стоны боли разрывали сознание. Кто-то умирал. А потом — это же немыслимо! — словно остановилось сердце, бегущее от взрывов и застыло в немой тишине. Явилась она…

Ада была светильником в этом чернильном мрачном царстве из искусственной фальши. Она была для меня как сестра, с которой по воле случая я был разлучен в далеком детстве и спустя долгие годы нашел ее. И мы не могли позволить судьбе украсть нас друг у друга. Думаете, звучит слишком пафосно? Так и есть! Но скажу больше, чтобы возмутить вас сильней, этот союз спасал нас, делал совершенно иными, творил внутри нас новые чувства, как истинный художник, отвращая от дурного, и это было гениальное искусство самой природы. Высокое и непревзойденное, затрагивающее не исследуемые грани души, которые казалось в городе в нас атрофировались, очерствели. Им суждено было погибнуть, так и не воплотившись в нечто целостное.

Она была завораживающе прекрасной в мечтательном виде. Когда глаза ее большие, яркие и темные, горящие итальянским пламенем, таили буйство и непредсказуемую страсть, были устремлены куда-то в неизведанную даль. Длинные черные локоны волос, распущенные падали на плечи, обрамляя нежное круглое личико, как лепестки розы. Загадочная улыбка на фоне ночного неба, затянутого рваными облаками, озаряла лучше дневного света и пробуждала к сокровенным знаниям. Во всем ее призрачном облике, — в этих небесных чертах, окруженных ореолом непринужденной земной грации, венчаемых достоинством идеальной красоты, ищущие новых приключений получали глоток воздуха. Исторические гении искусства могли найти мотивы для своих творений, настоящую неисчерпаемую сокровищницу для идей и вдохновения. Точно небесная звезда Геспера сошла на землю и подарила себя людям. И я не верил, что этим подарком был награжден. Уж не сон ли? Если и так — ужасно боюсь проснуться.