— Нет, еще никто об этом не знает. Я сам узнал об этом недавно, на дне рождении Кейси, когда наш одноклассник Родрик снял с себя футболку и я увидел его мускулистое загорелое тело. Тогда во мне проснулось чувство, святой отец, влекущее к нему… Мне стало страшно… Что мне делать? Я урод и буду вечность гореть за это в аду?
— Ты не должен бояться, сынок, — по доброму сказал священник. — Гореть в аду ты не будешь, ибо задумываешься над этими вопросами и хочешь поступить правильно. В твоей хрупкой душе есть свет. Обратись к Богу, молись каждый день в течении сорока дней и приходи ко мне спустя это время, тогда мы снова поговорим.
Так дал наставление отроку святой отец и с миром отпустил его домой. Юноша поступил как ему велел умудренный годами монах и молился в течении сорока дней, играл в игры с друзьями, ходил в школу и старался не смотреть на Родрика. Спустя исполненный срок он вернулся к святому отцу, вновь оказавшись запертым в темной клетке исповедальни, как запертый труп, обреченный в фамильном склепе.
— Я молился, святой отец, — сказал прелестный юноша, стоя на коленях и держа ладошки вместе. — Молился… — тут он не выдержал и заплакал.
Щеки несчастного юноши покраснели и сморщились от беспрерывных горестных рыданий. Он задыхался от слез.
— Ну ничего, ничего, — успокаивающим тоном бормотал монах, поглаживая мальчика по его чудесным золотистым кудрям. — Не плачь, не плачь, Себастьян, любовь с тобой.
— Ничего не изменилось… — сквозь плач причитал Себастьян. — Я… я-я-я по-прежнему люблю мальчиков.
— Послушай меня, послушай меня, Себастьян, — сказал доминиканский монах, склонившись над ним на коленях. — Ничего не происходит быстро. Тебе нужно усерднее молиться, соблюдать пост и ты сможешь вернуть себе Божью милость. Твой грех не смертелен, и его можно победить, если не отчаиваться, понимаешь?
— Правда? — мальчик заплаканными щенячьими глазами посмотрел на святого отца. Слезы уже перестали течь. Себастьян шмыгнул носом и вздрогнул, как от простуды.
— Правда, — ответил монах с уверенностью глядя в глаза мальчика. Себастьян улыбнулся.
— Ну все, успокойся, и иди домой к родителям.
— Спасибо вам большое, — искренне поблагодарил священника мальчик, вытирая рукавом кофты мокрый нос. Он поднялся с места и уже было направился в сторону выхода из зала, когда его остановили тяжелые могучие руки, которые обхватили его сзади и жестоко сжали маленькое горлышко. Себастьян захрипел и попробовал вырваться, отчаянно колотя руками, трогая своими пальчиками грубые чужие руки. Но ничто не могло ему помочь и он стремительно терял сознание. Воздух быстро заканчивался в легких, которые уже горели от недостатка кислорода. Себастьян засипел.
— Сдохни демоническое отродье, умри, умри, — шептал доминиканский монах, с чудовищным рвением крепче сдавливая нежное горло. И продолжал сжимать пока маленькие бледные пальчики не перестали бороться, отпустили его и безжизненно повисли в воздухе. Наступила долгая пауза. — Прости меня, мой мальчик…
Монах отпустил маленькое тельце и оно бесшумно ударилось об пол. Некогда прекрасные стеклянные зеленые глаза уставились в пустоту — в центральную часть нефа, — и больше уже не светились радостью и задором.
— У святого отца был ум, но отсутствовало сердце — по сути, ум этот давно протух, хоть он и умело пытался им двигать. А язык он себе вырвал, — сказал мой близнец, — проблема, которой страдал его разум и которая сгубила жизнь многих несчастных, пришедших к нему спастись. Злые обезьяны бывают и в небесном воинстве, научись их отличать и перестань смущать народ глупыми баснями. Для тех же кто не поймет сей притчи, я буду подобен тому лишенному языка священнику, буйно помешанному и оскверняющему добро, в котором происходит злое. В таком случае, отврати лице свое от строк сих и не считай их за правду.
Я видел как за водительским крылом автомобиля сидел мужчина в черном твидовом костюме. Он ехидно улыбался и жестом приглашал совсем юную обворожительную деву к себе. Она, словно впавшая в транс, медленно садилась в салон его старой потрепанной машины и дверь за ними захлопывалась. Изнутри доносились истошные хриплые крики, рыдания, звуки борьбы, но в радиусе десяти миль царило равнодушное спокойствие. Спустя несколько минут автомобиль трогался с места и осторожно ускользал в леденящие сумерки ночи, оставляя полураздетое хрупкое тело лежать на асфальте.
Подобно оборотням, почуявшим запахам свежего мяса, некрофилы облюбовали совсем молоденькое тело девушки и хоронили его своими телами, согревая остывшую плоть горячей влагой — той, что должна давать жизнь.
***
— Стой, Джеймс, стой! — просила Мириам, рыжеволосая девчушка с волнистыми кудрями, которые переливались на солнечном свету, когда она бежала через весь зеленый, заросший цветами, луг.