Итак я отправился туда где духи устраивают свидания с живыми — на кладбище. Но ее не было среди духов. Один из них косо взглянул на меня, когда уста, дрожащие то ли от холода, то ли от страха, с безрадостной надеждой изрекли из ледяного чрева запретное имя любимой.
Он сказал мне:
— Ты желаешь смерти больше всего на свете и боишься ее. Безумец! Будь благоразумен! Обратись к своему сердцу!
Но сердце молчит и по-прежнему не желает мне отвечать. И я оправдывался так:
— Когда-то я объявил своему сердцу бойкот и не разговаривал с ним несколько лет. С тех пор я больше не слышал от него советов.
Тогда он сказал:
— Может быть теперь настало время прислушаться к его зову?
VVII «Песни орлеанского мертвеца — продолжение»
А я могильный червь и ем людскую суть
с)
Сочится смерть из моих жил и вянут от нее цветы на могиле дикой розы.
Смерть — здесь ее шепот слышится гораздо сильнее, чем где-либо еще. Как будто вырвался из привычного измерения, оказавшись где-то на периферии между этой реальностью и реальностью мертвых, чей зов слышится здесь и простыми обывателями списывается на затхлое дыхание ветра. Вернулся к истокам.
Куда подевался комфорт? В двести милях отсюда располагается город с обширной развлекательной программой — но, как по мне, здесь программа будет куда повеселее. В вихре удовольствий там люди, и их тысячи, пьющие и едящие, играющие в казино и занимающиеся сексом в бельевой комнате пока никто не видит — они реальны и полны жизни. Но что я вижу здесь? И что тянет меня сюда? В эту черную бездну отчаяния, гнили и беспросветной темноты, где из друзей есть только черви. И я червяк могильный, ем людскую суть — их души все мертвы, они живьем гниют. Их кладбищенский дождь польет — они бегут, как будто кожа, как прилепившаяся к ним сырая грязь, спадет, оставив жаться в неглиже.
И вот я здесь стою. Темная масса надгробий, поломанная, заросшая мхом в прозрачной синеве луны выглядела островком затонувших кораблей. Неприлично торчали из черной земли могильные плиты, покосившиеся и в трещинах, словно зубы похотливой старухи. Луна была не везде. Свет ее не касался тех участков где я проходил, будто она нарочно меня не замечала.
Слева простирался дремучий лес, к которому вела запущенная тропка, словно возникшая из старых сказок Братьев Гримм. Раздался хруст ветки и я резко обернулся на звук.
Рядом со свежевырытой могилой стоял невзрачного вида старик, держа лопату, наконечников воткнутую в кучу сырой земли. Кажется, он переводил дух после утомительной физической работы.
— Спрячь нож. Я не причиню тебе вреда. Я тот, кто устраивает для этих несчастных последние покои. Я могильщик, — с почтением провозгласил он. — Скромный служитель смерти, сэр.
— Ты видел ее когда-нибудь?
— Смерть? Каждый день она одаривает меня своим незримым присутствием. Когда ко мне привозят новых господ или же их почивших жен. Все хотят знать, какая она: вздорный ребенок или же мудрая старуха? Нет, сэр, это не скелет, наряженный в балахон и с косой. Это не юноша с привлекательными чертами лица, черными, как смоль волосами, одетый во фрак, и непомерной глубиной мысли. Проще наградить кого-то теми чертами, которыми отчасти обладаешь ты сам: очеловечить то, что никогда человеком не являлось — это так по-человечески. Ведь мы боимся…
— Тогда какая она?
— Вы хотите увидите ее, сэр?
— Разве бы я имел на это право? Один мой знакомый ушел раньше срока. Это было его личное решение. Но почему он это сделал? Он хотел мне что-то сообщить, но внезапно, как будто не способный хранить больше тайну, или испугавшись чего неведомого, распрощался со своей благоприятной жизнью.
— Может быть, это было вовсе не его решение? Некоторые наши мысли только кажутся нашими, но если зайти чуть глубже в исследованиях, окажется, что мы и не способны были подумать о чем-то подобном. Мы удивляемся порой тому, как иногда приходим к той или иной не привычной для нашего ума мысли. И чем больше задаемся вопросами, тем сильнее в нас возгорается пламя интереса.
Знаете, сэр, как она на самом деле действует? Вы перестанете испытывать счастье. Любовь к жизни — она лишает ее вас постепенно, как снедающее в груди горе постепенно лишает беднягу рассудка. Смысл утрачивает свое природное свойство, и вы увянете, как цветок, про который хозяева забыли и перестали его поливать. Тогда на сцену выходит смерть, чтобы с профессионализмом отыграть в финальном акте. Через пару дней мысль, которая казалось ранее безумной, становится целью всей вашей жизни… Вы ищете ее в смерти. Она завладевает всем вашим существом. Мысль, которая внезапно обретает плоть и кровь. Вы хотите знать, что такое смерть, не познав сущности жизни? Вы хотите увидеть ее, сэр, а между тем боитесь, что она настигнет вас, как шкодливого мальчишку, крадущего в чужом саду драгоценные яблоки. Знайте же, она приходит к тем, кто в ней нуждается и никого из страждущих не оставляет без утешения…