`A la vie, `a la mort, или Убийство дикой розы (СИ)

Горгун неистово трудился, словно яростный ландскнехт. Он по колени погрузился в кровь, вновь замахнулся топором. И мощным острым лезвием артерию у древа напрочь снес. Предсмертный крик людской ему благую весть принес — то дерево теперь мертво. Такой печальный и невыносимый стон, как крик пытуемого, разорвал мой сон.

Я с воплями проснулся. Но вскоре в сновидения ушел. Опять те существа и тот кошмар, напоминавший массовую казнь. Что это за планета, где люди, как живая рожь, растут, чтоб пожинаемыми быть? Над ними совершали зверства, странные создания рубили их суставы и кровью бились раны. И как они убийственно стонали, и в каждом вздохе приносили в этот мир невыразимую печаль и ужас. Вопил сам воздух, проклиная все вокруг. Нельзя было без слез смотреть на тот кошмар… Но я смотрел. И в ужасе дрожал.

Через некоторое время лес изменился и теперь передо мной возникла необозримо гигантская скала из человеческих туловищ, рук, ног и ступней, которые торчали в общей массе. Сотни и тысячи голов неприлично выпирали из различных участков голых тел. Они сношались друг с другом или просто были сплетены вместе, как бусы — этого я не ведал. Но по голосам я понял, что им было не комфортно. Они громко вопили, и экстатическими криками словно стремились достичь небес. Дергались паучьими движениями и извивались, словно в адском наслаждении. Им было больно, бесконечный плач стоял над скалой, как неугасимое пламя. Небо поливало их серебром. Капли летели вниз. Я присмотрелся и учуял острый запах спермы. Плач пронзал меня незримыми спицами и я кровоточил, глядя на них.

Здесь от людей почти что ничего. И выглядело это так, будто некий живодер наделил жалких букашек сознанием и приказал в бесчеловечной давке заниматься непотребством. Спариваться и совокупляться как жукам. Бесцельно, без надежды на остановку. Как корчащийся в жутких судорогах великан, чье тело предалось разврату с самим собою на альтамонском кладбище.

И если бы я не сумел заставить себя проснуться… то остался бы там навсегда.

***

Луизиана, старый родной край. Новый Орлеан — как давно это было? Я вернулся домой, туда где фермерские дома, холмы, лес и равнины с желто-зелеными полями, украшенными зеленью и лепестками цветов. В бесцветном небе черные вороны с мерзким карканьем несли в когтях остатки воспоминаний.

Еще до трагической смерти семьи я познакомился с Эдмундом. Мы были почти неразлучны с ним, везде ходили вместе, вместе интересовались священным, непознанным. Нас привлекал мистицизм — все потому что реальность какая была в нашей жизни являлась кошмарным сном, из которого необходимо было выбраться. Эдмунд спасал меня… а я его спасти не сумел. Почему он покончил с собой? Его слишком мучили кошмары, он не вынес реальности. Именно после его смерти я отправился в орлеанский лес, где потом встретил Аделаиду. Если бы не смерть Эдмунда… мы бы с ней никогда не увиделись. Как это ужасающе странно и одновременно коварно — его смерть, пускай даже на краткий миг, сделала меня безумно счастливым. Свела меня с Адой. Что было бы, если бы мы не встретились, не нашли друг друга? Если бы Эдмунд остался жив?

На пшеничном поле давно висело, одетое в плащ, хмурое пугало. Еще с тех незапамятных лет.

— Мы все так люто ненавидим друг друга и так сильно в друг друге нуждаемся, — произнесло пугало. — Зачем ты пришел, брат?

— Собираю сюжет по кусочкам. Я писал рассказ… Это должно было быть нечто удивительное. Но главное — финал. Безнадежный, как чернила дождя, падающие с неба и смывающие строчки, начертанные на глине.

— Ты помнишь, как прибил меня к этому столбу?

— Помню… Эдмунд. Помню только это. Скажи, где то светлое, что могло зажечь во мне огонь?

— Ты ищешь ее?

— И не перестану искать! — с вызовом сказал ему.