– Завтра узнаете!
В коридоре что-то загромыхало – как железные колёса или мини-танк. Я в испуге бросился к двери. Алина невозмутимо соскочила с кровати и не торопясь подошла тоже.
– Это еда, – ответила она на мой немой вопрос. – Её развозят на такой железной тележечке – из-за поварёшек похоже на старинные катапульты…
Дверь открыли без стука; на всякий случай я шагнул чуть в сторону от дверного проёма. В палату ворвался запах сдобренной маслом каши, какао и кисловатого свежего хлеба.
– Здраствуйте, Алла Григорьевна! – радостно воскликнула Алина, ловко подставляя под черпак глубокую тарелку.
– Здравствуй, здравствуй, голубушка.
В тарелку плюхнулась клякса рисовой каши, следом нянечка, развозившая завтрак, протянула Алине блюдце с двумя кусками хлеба и молочным коржиком.
– В лучших традициях пионерских лагерей? – с улыбкой спросил я.
– Оба-на! Игорь Валентинович! Вот не ждали вас в выходной!
Я развёл руками.
– Такой уж у нас график.
– Может, и вам чаёчку налить? – подавая Алине кружку с кошечкой, спросила Алла Григорьевна.
– Да нет, спасибо. Я больше кофе люблю…
– У меня и кофейный напиток есть. Правда, Алиночке нельзя, Ирина Валентиновна не разрешала.
– Ну, давайте, что ли…
Нянечка плеснула из чайника в красную пластмассовую кружечку с ручкой в виде крокодила. Дала мне и подмигнула:
– Приятного аппетита!
– Спасибо, Алла Григорьевна! – поблагодарила Алина, оттаскивая тарелки на тумбочку. – Спасибо!
– Слушай, а что у тебя тут даже стола нет? Как ты ешь?
– На окне, – слегка смутилась Алина. – На подоконнике. Вот тут…
Я глянул на подоконник и заметил, что угол усыпан крошками, а кое-где на белом пластике засохли пятна от чая. Руся бы содрогнулась.
– Тут здорово. Ешь и как будто смотришь кинематограф.
Алина широким жестом указала на улицу. Окно выходило в институтский парк, но кроме косых узеньких дорожек, заросших клумб и беседки виднелись кирпичная стена и ворота, а за ними – несколько заводских корпусов, две красные трубы, гаражи и пологие холмы, окружавшие город.
– Хотите со мной?.. – неуверенно добавила она.
Я никогда не ел с ней. Обычно Алина завтракала ещё до моего прихода. Обед ей приносили в лабораторию, но я в это время спускался в столовую для персонала.
– Давай попробуем, – вздохнул я и с кряхтением взгромоздился на подоконник, стараясь не расплескать свой кофейный напиток. Устроившись, сделал глоток и чуть не поперхнулся. «Кофейный напиток» оказался наполовину какао, наполовину – горячей молочной хлябью. Жуткая гадость.
– Алин. Тебе нравится, как тут кормят?
Она посмотрела на меня с некоторым удивлением. И правда что. Она же не пробовала ничего другого. Я попробовал уточнить:
– Тебе вкусно?
– Мне кажется, да, – после раздумья ответила она. – Конечно, я бы хотела попробовать кое-что ещё… Ирина Валентиновна говорит, со временем будет можно.
Я в который раз удивился тому, что её нисколько не интересует, что с ней произошло. Мы-то знали, что это искусственный блок на область личных воспоминаний. Но неужели ей самой ни капли, ни чуточки не любопытно?..
Я сделал ещё один глоток и понял, что выпить больше в силах. Надеюсь, Ира уже закончила со своим тайным кавалером… А Руслана наверняка вернулась из библиотеки и недоумевает, почему меня нет дома. Хотя нет, она бы, наверное, позвонила…
– Спасибо за гостеприимство, Алина, – сказал я, ставя кружку на подоконник. – Я, наверное, пойду…
Кажется, она опечалилась. Тоже поставила свою кружку на заляпанный пластик. Посмотрела на меня, склонив голову, своими голубиными глазами:
– А зачем вы всё-таки приходили?
– Просто шёл мимо. Решил зайти.
– Но вы стояли на лестнице. Ходили туда-сюда по коридору. Я слышала.
– Алина!
– Прятались от возлюбленного Ирины Валентиновны?
– Чего?!
– Да ладно, – снисходительно улыбнулась Алина. – Я же знаю. Не закрывать уши и глаза – слишком большое искушение.
– Ты пугаешь меня, Алина, – с лёгкой паникой ответил я, пятясь к дверям. – Я должен позвать кого-то? Ирину Валентиновну? Медсестру?
– О нет, – ответила она. – Зачем? Не волнуйтесь, я способна быть самостоя… тель… ной.
– Алина? Ты в порядке? Алин?..
Она аккуратно слезла с подоконника и подошла ко мне. Легонько толкнула в грудь:
– Идите. Вы, наверное, тоже торопитесь к возлюбленной.
Ну вот. Опять начала заикаться…
– Ты ведёшь себя вызывающе.
– Я прочитала, что это значит, – кивнула она. – Оскорбляюще общепринятые нормы, раздражающе заносчиво. Так?
– Достаточно, – стараясь, чтобы голос оставался нейтральным, перебил я. – Такой тон неприемлем, Алина. Тебе нельзя перевозбуждаться. До завтра. И подумай о том, что есть вещи, которые лучше оставлять при себе!
Я вышел, захлопнул за собой дверь и быстро зашагал по коридору. В голову не в первый раз пришла мысль, что участие в «А-линии» может оказаться не таким уж безоблачным.
То, что я сказал ей, последние фразы – это было отвратительно; как какая-то надзирательница, как чопорная классная дама дореволюционных времён. Или – ещё хуже – как холодный, лощёный, пахнущий резким одеколоном г-н учитель.